Слишком близко к тебе - Ана Сакру Страница 3

– О, какая же ты! Моя Фаина бы очень натурально все сделала, – раздраженно фырчит мама, – Наслушалась бабушку свою, нашла кого! Для нее седину закрасить и то было преступлением, но ты то что пещерная такая, Маля!

Она говорит это привычно и без особого желания уколоть. Между делом, пока проверяет содержимое своей сумочки и берет в руки телефон.

А я не могу. Ребра будто стягивает. Так тесно, что не вздохнуть. И внутри начинает дребезжать. Потому что по бабушке я очень скучаю. Она умерла год назад, но для меня это до сих пор словно было вчера. Ведь она воспитывала меня. Любимая, родная, самая лучшая…И то, как мама все время отзывается о ней, снисходительно и без особой тоски, меня бесконечно глубоко ранит.

Каждый раз.

– Маль, водитель уже приехал, пошли? – вскидывает мать на меня взгляд, отрываясь от телефона.

– Пошли, – рассеянно отзываюсь я, пряча свою обиду поглубже.

Какой смысл что-то маме предъявлять по этому поводу? Любовь к кому-то либо есть, либо ее нет. И так бывает, что ее нет даже к самым близким.

3. Малина

Никогда не считала себя особо впечатлительной, но, когда представительское авто, везущее нас с матерью, вкатывается в огромный, ухоженный двор, больше напоминающий дворцовый парк, и тормозит у внушительного футуристичного особняка, я, признаюсь, робею.

Глянцевое стекло стен слепит глаза. Отделка под черное дерево вселяет смутную тревогу, и вообще все такое… кричаще первоклассное, что у меня пересыхает в горле.

Как бы не было это глупо, но я чувствую себя мошенницей, которая пробралась на закрытую вечеринку под чужим именем для того, чтобы стащить бриллианты у беспечных гостей. Еще это платье дурацкое, прическа, макияж… Абсолютно все лишь усиливает ощущение себя как дешевой подделки.

– Красивый дом, да? – хмыкает мать с заметными нотками самодовольства. Будто сама его спроектировала, – Около восьмисот квадратов…– многозначительно шепчет мне на ухо, пока водитель обходит машину, чтобы открыть нам дверь.

У меня глаз дергается от того, как пошло звучит это замечание. Не удивлюсь, если она и рыночную стоимость мне сейчас озвучит. Благо, дверь авто распахивается, спасая меня от цифр.

Мама выходит первая, я вслед за ней. Водитель сопровождает нас к парадному входу, отчитываясь об этом в наушник.

Стеклянные глянцевые двери дома разъезжаются, и на пороге появляется высокий, грузный мужчина. Я узнаю его сразу, так как видела с ним добрую сотню фотографий. На мамином телефоне и в сети, когда от нечего делать искала информацию о новом мамином любовнике.

– Назар! – мама радостно вскрикивает и ускоряет шаг, кидаясь ему навстречу.

Я же наоборот отстаю, давая себе возможность спокойно его рассмотреть. На фото Караев Назар Егорович выглядел менее лощеным и представительным, ведь пиксели не способны передать властную давящую ауру, которая сейчас окутывает меня плотным удушливым облаком даже на расстоянии нескольких метров.

Караева сложно назвать красивым, но у него именно то лицо, которое вы мгновенно вычлените из толпы и запомните надолго. Сильные залысины на высоком выпуклом лбу, черные прилизанные волосы, крупный нос, широкие брови, мощный, выступающий вперед подбородок.

И абсолютно волчий, тяжелый взгляд глубоко посаженных карих глаз. Он мажет по мне этим взглядом лишь секунду, но между лопаток мгновенно выступает прохладная испарина. Сжимаю повлажневшие ладони, приближаясь. Улыбнуться просто не могу. Мужчина мне не то, чтобы не нравится, скорее сковывает одним своим видом. И требуется несколько секунд, чтобы взять себя в руки и отбросить это чувство.

В конце концов, что он мне сделает? Ничего. И, вероятнее всего, мы видимся в первый и последний раз.

– Здравствуйте, – я становлюсь рядом с матерью, которой Караев по-хозяйски положил руку на плечи, притягивая к себе.

– Назар, познакомься, это моя дочь Малина, – щебечет мама ласковым до неузнаваемости голосом, который будто даже стал выше на пару тонов.

При этом смотрит она на Караева с абсолютным обожанием. Как на божество. Так искренне и восхищенно, что и в голову не придет, что она только что считала квадратные метры в его особняке.

Впрочем, я вполне верю, что для нее одно совершенно не исключает другое, а скорее наоборот. Верю, но мысленно мне хочется скривиться.

– Очень приятно, Малина, Назар Егорович, – улыбается мне Караев одними губами и кивает на дом, – Ну что, пойдемте? Ужин сейчас уже накроют, а пока познакомлю вас со своими детьми.

Э, детьми?!

Какими еще детьми? Может еще и с женой познакомит?!

Я замираю на месте, думая, что ни про каких детей уговора не было!

А мать с Караевым уже переступают порог. Мама, заметив, что я отстала, оборачивается и нетерпеливо машет мне рукой.

– Маль, не отставай!

И мне ничего не остается, как побрести вслед за ними.

Нервно одернув юбку, переступаю порог. Разуваться никто не предлагает, так и проходим в обуви. Я иду позади Караева и мамы, озираясь по сторонам. Я никогда не была в подобных домах. Мне интересно.

Внутри все дышит воздухом и светом. Стены белые, но много разнообразных дизайнерских элементов. Лепнина, мозаика, различные вставки, картины. Мебель в современном стиле, все очень лаконично и… Как-то не уютно что ли. Обезличено. Будто мы бродим по гостинице или выставочному образцу.

Ни одной семейной фотографии или лишней, лежащей не на своем месте вещи. Ощущение, что никто никогда не касался этих диванных подушек и не ходил по коврам.

В просторной гостиной мое внимание привлекает рояль. Когда я понимаю, какой он фирмы, у меня и вовсе перехватывает дыхание. Замедляю шаг, рассматривая инструмент. Интересно, он тут просто для пафоса или кто-то из Караевых действительно играет. Если первое, то это настоящее преступление.

Но спрашивать я, конечно, не собираюсь, так как клятвенно пообещала маме весь ужин мило улыбаться и молчать.

Заходим в столовую – большую комнату со стеклянной стеной в форме полукруга. Длинный овальный стол уже накрыт, и за ним нас ожидает трое. Девочка младшего школьного возраста, девушка-подросток, может на пару лет младше меня, и парень. Или скорее молодой мужчина. Не берусь судить, сколько ему, но точно старше меня.

Все трое резко оборачиваются на нас и намертво впиваются в мою мать отцовскими карими глазами. И в этих взглядах точно нет и капли дружелюбия. Только неприятие и вражда.

Это настолько очевидно, что даже моя непробиваемая мать сбивается с шага, замирая у стола.

Повисает звенящая, раскалённая пауза. Я в очередной раз думаю, что лучше бы настояла на том, чтобы остаться дома.