Что тебе я сделала? - Диана Ставрогина Страница 18

Мои брови невольно едут вверх. Вот как… Мое имя она запомнила без труда. Но не Мишино.

В последний миг мне удается превратить рвущийся наружу злобный оскал в приветливую улыбку. Я делаю шаг вперед и позволяю себе взглянуть на Панфилову якобы с мужским интересом.

Пора играть свою роль.

— Альбина, верно? — произношу я, смотря прямо в просиявшие радостью зеленые глаза.

Глава 15

— Да, — кивает она, улыбаясь. — Альбина Панфилова, я… практику прохожу в вашем ресторане.

— Я помню. — Мой голос звучит резко, опасно не совпадая с намеченным планом. Приходится исправляться и изображать заинтересованность активнее: — Вы… Давай на ты?

Панфилова снова кивает. Настолько быстро, что ее даже немного заносит в сторону. Удержать презрительную усмешку нелегко, но я все-таки справляюсь.

Меня бесит ситуация. Бесит близость Панфиловой. Бесит очевидность ее опьянения и полного отсутствия какого-либо стыда по этому поводу.

В конце концов на период практики она буквально моя сотрудница. Сотрудница, попавшаяся боссу на глаза в не самом лицеприятном облике — и ей все равно.

Наглость, походу, у Панфиловой второе счастье. А первое — богатый папочка, чьи тюремные мытарства вряд ли помеха ее благосостоянию. Несложно представить, каких размеров капиталы записаны на любимую дочурку. Другая бы тряслась, переживая о результатах практики и будущих рекомендациях, а эта…

Растянув губы в улыбке, вероятно, больше напоминающей хищный оскал, я склоняюсь к Панфиловой сильнее и ловлю затуманенный взгляд. Пухлый, напитавшийся красным от уже напрочь съеденной помады рот чуть приоткрывается. Длинные черные ресницы трепещут как крылья бабочки.

На один крошечный миг мой отравленный виски мозг зависает подобно словившему опасный вирус компу. Панфилова… красива. Мысль ударяет куда-то под дых, неприятно отрезвляя.

К горлу подкатывает кислота и хочется прочистить собственную черепушку изнутри от всяких идиотских умозаключений. Какая разница, как Панфилова выглядит? Будь она хоть Афродита во плоти, обстоятельства не изменятся.

Я ненавижу Панфилову и заслуженно. Ни ее объективно кукольно-идеальная внешность, ни обманчиво наивные повадки не должны влиять на мои чувства ни на йоту.

Она дрянь, не заслуживающая моих сомнений. Вот о чем стоит напоминать себе почаще.

Зеленые глаза напротив расширяются, а рыжевато-коричневые брови съезжаются к переносице. Судя по реакции Панфиловой на затянувшуюся паузу в едва начавшемся разговоре, сохранять покерфейс мне удается с переменным успехом.

— Марк Ана… — начинает она неуверенно, и я трясу головой:

— Просто Марк, если тебе удобно. — Я выдавливаю из себя еще одну улыбку. — Мы ведь не на работе. Да и практика — это не так серьезно. Нет смысла придерживаться формальностей.

Застывшая ранее в напряжении фигура Панфиловой расслабляется. До сих пор приоткрытые губы выпускают шумный выдох.

Я перевожу взгляд сначала за ее спину, затем осматриваю зал, но свободных столиков не нахожу. Место есть только за барной стойкой — и то единственное.

— Пойдем туда? — Панфилова следует за траекторией моего взгляда, но соглашаться не спешит. — Что-то не так?

Она тушуется. Щеки — и прежде розовые — наливается малиновым.

— Если честно, никогда не сидела за барной стойкой, — произносит она шепотом и с заметной неловкостью. Расфокусированный взгляд скачет по моему лицу без намека на таинственность.

— Серьезно?

Она несмело кивает и зачем-то добавляет объяснение:

— Просто там столько людей, что я всегда стесняюсь. И боюсь. Вдруг со мной кто-нибудь заговорит?

Мои брови невольно едут вверх. Она настолько хорошая актриса и решила отыгрывать роль невинной овечки? Ведь бытует мнение, что мужики на такое ведутся.

Я к подобным дебилам не отношусь, но не раз и не два ловил вполне нормальных девчонок на упражнениях в актерском мастерстве и игре в так называемую невинность. Работа в ресторане, как выяснилось, предоставляет кучу шансов для наблюдения за людьми. Вне зависимости от твоих желания и согласия.

По неизвестной мне причине любой персонал всегда считает владельцев за слепых и глухих, а существование камер и вовсе никого не смущает и не сдерживает. Во время ежемесячных проверок качества обслуживания и соблюдения всех требующихся в работе норм о себе и других мы узнаем особенно много. Сплетничают все — от шефа до уборщицы.

И скоро ты понимаешь, что кухня общепита — драмтеатр на выезде, и главные его невольные зрители — офис. Смириться с неизбежной осведомленностью обо всех любовных связях сотрудников приходится уже в первые месяцы работы. Дядя над моей тогдашней щепетильностью вчерашнего студента ржал постоянно.

Того студента давно нет, и на банальные женские уловки я тоже давно не ведусь. Но Панфиловой пока решаю подыграть:

— Стесняешься? Как же ты вообще по барам ходишь? — Саркастичной издевки она не считывает и отвечает с начинающей набивать оскомину незатейливостью:

— Я обычно и не хожу.

Звучит смешно. Словно и не она стоит перед мной, покачиваясь как камыш на ветру, потому что выпила хрен знает сколько и хрен знает что. Если угощали ее те желторотые придурки, то похмелье Панфилову с утра ждет знатное.

Насмешливое хмыканье я оставляю при себе. Тем не менее следующий мой вопрос опять полон сарказма, но Панфилова то ли слишком в ауте, то ли изначально недалекого ума, потому что двойного дна она не замечает.

— А сегодня ты как сюда попала? — Разбухшая и ставшая еще более громкой толпа толкает меня ближе к Панфиловой, и, говоря, я почти касаюсь губами ее волос.

Мы стоим впритык друг к другу, в нос проникает слабо уловимый, тонкий аромат женских духов. Я делаю глубокий вдох.

Панфилова запрокидывает голову и вновь ловит мой взгляд. Незатаенный восторг в ее зеленых глазах вызывает дискомфорт в груди.

— Я пришла с одногруппниками, — сообщает она. — Ребята захотели отметить начало практики.

Я хмурюсь.

— Это они к тебе лезли?

— Нет! — Панфилова начинает яростно трясти головой, словно высказанное мной предположение ужасно до невыносимости. — Этих, — тут она морщится, — я не знаю.

— Понятно. А одногруппники твои где? — Мне и правда интересно.

Среди тех, кого я видел в кабинете нашего главбуха, парни были точно. Почему никто из них не помог Панфиловой? Или она как кость в горле и им тоже?

Уловив мои слова, Панфилова начинает озираться по сторонам. Естественно, в забитом до