Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа Страница 16

Я с интересом обернулся к нему: — Братьев или гостей?

— Гостей. — хмуро кивнул он. И когда он только успевает бриться, спать, менять рубашки? Я провёл ладонью по своему колючему подбородку. Конечно, Братья меня интересовали больше, и я надеялся, что они будут опознаны раньше:

— И кем они оказались? — по хмурому виду Анатолия Ивановича я уже догадывался, кем могли быть гости.

— Сотрудники консульства. И именно той державы, о которой ты думаешь.

С одной стороны это был несомненный успех, но об этом мы должны были знать гораздо раньше, а это уже не было удачей.

— Пока ты спал, мы уже и опознание произвели. Клим Фомич опознал их по фотографиям из альбома.

Анатолий Иванович кисло улыбнулся: — Это пахнет для тебя даже не благодарностью, а чем-то посущественней… Готовь магарыч. Генерал очень доволен, масштаб операции позволяет, а стратегия ведения таких дел даже требует, в таких случаях, наград повыше.

Но меня, его обещания не очень обрадовали, по сути, моя награда, это взыскание нашим коллегам, занимающимся подозрительными прогулками сотрудников различных консульств, и Анатолию Ивановичу, который должен был несколько раньше эти прогулки выявить. Но скрывать тоже трудно, похвала всегда приятна, лгут те, кто прикидываются равнодушными. Не верю им, ведь не награда важна — внимание, осознание и подтверждение правильности собственных действий, твоего поведения, а значить и жизни, что ли? Что и говорить, когда начальство довольно тобой — это хорошо, а если оно ещё и бурно выражает свой восторг…

Анатолий Иванович, понимающе улыбнулся, похлопал меня по плечу:

— Считай это предварительным поздравлением, надеюсь, не сглажу. Но, перейдём к делу, мы тоже не сидели без дела, из Центра прибыла ещё одна группа, проверка информационных зон выявила огромный массив неожиданной и важной информации, как за рубежом, так и у нас. Жаль только, что в своё время отнеслись мы к их газетным сообщениям, как к очередной газетной утке.

Он подошёл к сейфу, открыв его, достал пачку фотоснимков, бросил их веером передо мною на стол:

— А вот у нас — туманные объекты во всей своей красе. — процедил он сквозь зубы, отворачиваясь к окну: — Оказывается у наших коллег в ВВС таких снимков множество. С мая кому-нибудь из них каждую неделю удаётся снимать такие объекты аэрофотоаппаратом. Они давно этим занимаются, а нам, конечно же, ни слова.

Растерянный, я перебирал снимки. Объекты были самой разнообразной формы — и диски, и шары, и цилиндры… Собственно не было двух одинаковых, менялся и их цвет, что было заметно даже на этих черно-белых снимках, от молочно-белого до полностью чёрного… снимали их и на фоне леса, и на фоне облаков, были снимки объектов в окружении нескольких реактивных истребителей-бомбардировщиков. На снимках были запечатлены и одинокие объекты и целые косяки их… Их было множество, и это пугало, наверное, с таким ощущением больной рассматривает снимки собственной раковой опухли, у меня холодели от страха кончики пальцев.

— А что делать? — испуганно спросил я, завороженный видом объектов и их наглостью.

— Что делать? — тон, с которым повторил мой вопрос Анатолий Иванович, заставил меня оторваться от созерцания снимков, загипнотизировавших меня, и взглянуть на него.

— Завтра у нас, что за день? Суббота — день почти выходной? — в глазах его сверкнуло насмешливое упорство.

— Да… — ещё не понимая, куда он клонит, но испытывая странное облегчение от звука его голоса, от тона его насмешливого, протянул я.

— Так может, устроим пикничок на развалинах лагеря? А? — вопросительно взглянул на меня Анатолий Иванович. Но у меня в груди что-то ёкнуло, вспомнилась непроизвольно наша, с пилотом вертолёта, невольная стоянка на берегу озера, о которой я как-то не решился подробно докладывать.

— Ни какого оружия. — продолжил он свою мысль в таком же шутливом ключе: — Ни каких подозрительных следственных действий, просто два сотрудника лесного ведомства прибыли с целью инспекции заповедника.

Во мне, правда, его весёлый тон, ответа не нашёл, слишком свежи были недавние воспоминания, что-то во мне начало ломаться. Ощущение страшной противоестественности происходящего уже крепко поселилось во мне, и я уже чувствовал наше бессилие перед тем, что там происходит. Но, судорожно сглотнув, я выдавил из себя, соглашаясь:

— Когда выходим?

— Сейчас домой, а завтра в восемь в аэропорт. Форму одежды походно-туристическую и паёк на неделю получим в аэропорту. Вопросы есть?

— Слушаюсь. — поднялся я, поняв приказ и чувствуя противный холодок под ложечкой.

* * *

Какой-то залётный циклон, пару дней тому назад посетил наш край, и теперь стояла плюсовая температура, всё вокруг таяло, и к кабинетам терапевтов в городских поликлиниках было не протолкнуться. Обычная для нашей зимы картина, и, для меня более приемлемая и предпочтительная, чем суровая зима с её постоянными морозами.

И вот сейчас, когда мы неторопливо углублялись в лес, нагруженные огромными яркими рюкзаками с палатками, спальниками и харчами, заботливо подобранными коллегами из снабжения. Одетые в шикарные непромокаемые комбинезоны.

Снег вязкой кашей хлюпал у нас под ногами, но в глубине леса снег лежал в плотных голубовато-серых сугробах, и идти стало гораздо легче.

До лагеря надо было пройти километров двенадцать. Мы специально высадились на таком расстоянии, поводов для этого было несколько: прежде всего — нельзя привлекать к нашему появлению чужого внимания, но не маловажным явилось и моё соображение о противодействии. Я обратил внимание на проявление непостижимого при подходе к зоне лагеря — тем энергичнее, чем более мощное средство проникновения использовалось — Ерёменко на лошади, Фомич пешком, мы с пилотом на вертолёте. И если для Ерёменко и Фомича дело в основним заканчивалось достаточно благополучно, а для Фомича даже полным доверием, то мы с пилотом чудом выровняли машину у самой поверхности озера, да и до берега насилу дотянули, а уж о нашем состоянии на берегу я постарался не распространяться.

Конечно, все эти соображения носили более чем сомнительный характер, но в отсутствии более достоверной информации приходилось полагаться и на них.

И вот топаем мы осторожно замысловато рифлеными подошвами туристических сапожек-луноходов по сырому валежнику да по побуревшим палым листьям.

Осенний лес и гол и беззащитен. Черно-белый лес, думалось мне по аналогии с телевидением. В прочем как всегда в лесу, дышалось легко, и я испытывал лёгкость от свежего воздуха, от лесной тишины.

— Хорошо всё таки. — с шумом выдохнул воздух Анатолий Иванович. Я обернулся к нему:

— Не бойсь, рады, что удалось вырваться? — я обнаглел от свободы, а может обычный туристический демократизм, вновь взял власть надо мною. Анатолий Иванович только улыбнулся мне