Дети Арога - igor parhomyuk Страница 16

Не в героизм. Не в кровь и меч.А в боль. В потери. В долги, которые нельзя вернуть.

— Нет, Серж и Элия — это дети от второго брака. А Горн, старший, от моей сестры. Ему было тринадцать, когда Стив женился во второй раз. Горн не понял его… и ушёл в наш клан.

— Подожди, — я нахмурился. — Я что-то не понял. А сколько вообще Стиву лет, если Сержу с Элькой лет по двадцать?

Алекс засмеялся.

— Что, никогда бы не дал, да? Эльке двадцать пять, Сержу двадцать шесть А Горну уже тридцать восемь. Стиву — шестьдесят.

— Что?! Стиву шестьдесят?! — я вскочил почти с места. — Ну как максимум… думал, сорок.

— Ничего особенного. Здоровый образ жизни, правильное питание, душевное спокойствие, упражнения на свежем воздухе…К тому же, Стив уже лет пять как смертник. Хотя, как герцог, мог бы и не проходить обряд.

— Смертник?.. — переспросил я, не понимая.

— Да. Это пошло ещё со времён Средневековья. Каждый, кто достиг пятидесяти пяти, может пройти обряд посвящения, стать смертником. Встать в первых рядах перед фалангой. Чтобы уменьшить потери среди молодых.

— И что, есть желающие?.. — спросил я, ошарашенно.

— Идут все, — спокойно ответил Алекс. — У всех есть дети. А дети идут за тобой. Ты бы не пошёл?

— Вашу мать… Вы настоящие маньяки! — вырвалось у меня. — Придумали себе зарницу, режете хачиков. Мало того — тянете за собой детей и женщин. И что самое страшное… вы от этого тащитесь.

— Напомни мне, — Алекс усмехнулся, — на какую войну ты ходил в девяносто девятом?

— Это совсем другое! — резко сказал я. — Это задевало интересы России.

— А это — задевает интересы моей родины, — отрезал Алекс. — И всё. Давай спать.

— Подожди… — я не сдавался. — Ты же сам закосил. Отказался от войны. Как ты можешь их защищать?

Алекс замолчал. Лицо его посуровело. Когда он заговорил, голос был другим — тихим, почти хрупким.

— Это мой народ.А отказался я по другой причине.

Он на мгновение замолчал, вглядываясь в угли.

— Ты не понимаешь… как прекрасна жизнь в походе.Такого ты не найдёшь и не увидишь на Земле. Всё это… умерло там, пятьсот лет назад.

На Ароге — дворцы. Розовые в свете закатного солнца. Ветер, играющий с флагами на башнях. Кареты, запряжённые лошадьми. Балы. Женщины и мужчины в костюмах. Настоящая живая музыка в парках. Свидания. Дуэли.

Господи… да это нельзя передать словами.

Он снова замолчал.

— Но ради этого… стоит идти. И убивать, — сказал он почти шёпотом.

Мне показалось — а может, и не показалось — в свете затухающего огня я увидел слёзы у него на глазах.Хотя мог и не разглядеть.

Алекс заснул.

Я сидел и не отрывалвзгляд от огня

Тридцать тысяч. Вооружённых. Сплочённых. Выдержанных поколениями. Это не просто люди — это живой механизм. Армия, клан, орден, секта, государство в государстве. И они среди нас.Они не выживают — они живут по своим законам. По своим ритуалам. По своей эстетике.

И самое страшное — это красиво. Это чертовски красиво, как он говорит. Дворцы, кареты, флаги, музыка, дуэли. Чёрт побери, я тоже читал Дюма, тоже мечтал о подвигах, о настоящем.

Алекс говорил — и будто рисовал передо мной погибший мир, как из сказки. Но за этой сказкой — кровь. Много крови. И выбор: убивать или быть убитым.

Нет, они не психи. Они целеустремлённые. Жёсткие маньяки. Выросшие в культе долга и смерти.Они не ищут комфорта — они ищут смысл.И в их системе координат смерть — не конец, а часть игры.

"Ты бы не пошёл?" — спросил он.А что, если бы у меня был сын? Или дочь?Я бы пошёл.Потому что не смог бы смотреть, как они умирают, пока я стою в стороне.

Это делает их непобедимыми. Не техника. Не численность. А это.Клан.

Он говорил о смерти — и в глазах его были слёзы.Не фальшь. Не поза. Настоящие.

А значит, он не чудовище.Он просто из другого времени. Из другого мира.И, кажется, я начинаю этот мир понимать.Наутро Алекс не встал. Он весь горел, метался в бреду. Охранник пнул его по рёбрам — никакой реакции. Я снова сунулся, пытаясь защитить, и снова получил по спине. Не добившись успеха, охранник сплюнул на Алекса и начал выгонять нас палкой.

Сегодня мне досталась самая тяжёлая работа — разбивать камень. Даже таскать легче. Самая лёгкая, говорят, у строителей наверху, но мне туда не попасть — не та квалификация. Надо было идти в ПТУ на каменщика, а не в университет.

По ходу дела, уды решили расширять тюремный филиал. Готовятся к наплыву новых заключённых. Но с такими темпами строительства я до торжественного открытия, похоже, не доживу.

Кирка всё время норовит вылететь из рук, крошки летят в лицо, в глаза. Кисти после часа дрожат, кровь сочится. Работаю сегодня кое-как. Из головы не выходит Алекс. Жалко, если умрёт. Без него я здесь загнусь вдвое быстрее.Ну ладно, уды, если что с ним случится — я вам и это припомню.Хотя что я вам сделаю? Себя-то защитить не могу.

Снова в голову полезли чёрные мысли. Почему у меня всё вечно наперекосяк? Постоянно влезаю в неприятности. Вроде не дурак, а всё через жопу. Не полезь я тогда в драку — сидел бы сейчас дома. В ванной. В тёплой. Может, и не один.

Почему вечно так?

Что я хотел от жизни? Место потеплее, денег побольше — и всё.А есть же люди, у которых это есть. И десятой доли они не делают, как я — ни этих напрягов, ни усилий.Два высших, куча курсов, здоровье как у быка — и всё в молоко. Ни черта не получается.

Прав, наверное, был Ян: на всё нужна удача.Я когда студентом в ресторане подрабатывал грузчиком — был там один дядя Коля. Ветеран грузоперевозок. Мы с ним за портвейном как-то засели. Он мне тогда, указывая прокуренным пальцем на официантов, сказал:

— Вот ты, парень, гляди на них. Халдеи. Нет профессии унизительней. Низший сорт слуг на Руси: «прошу садитесь, прошу пальто». А работают-то тяжело, не смотри на фартуки — они километраж наматывают ого-го.А говорю тебе это вот зачем… —