Плохие парни оставляют раны - Айнави Страница 11

- Со стороны виднее, знаешь ли, - недобро усмехнувшись, продолжает гнуть свою линию отец. - И дело не только в твоём внешнем виде. Где ты шароёбилась всю ночь? Трахалась с этим сучёнышем, что привёз тебя? - на последнем вопросе он повышает голос, делая шаг ко мне. - Вместо того, чтобы нормально учиться?! - свободной рукой достаёт из заднего кармана джинсов мою зачётку. Я оставила её вчера на столе в своей комнате, зайдя переодеться после экзамена. Размахнувшись, он бросает её в меня. Такого я никак не ожидала. Не успеваю увернуться, получая зачёткой по лицу. - С этого момента ты под домашним арестом. Выходить из дома будешь только в университет. Ещё раз увижу рядом с тобой этого уёбка, урою его. Я всё сказал.

- Да пошёл ты! - хватит! С меня хватит! Столько лет я была примерной дочерью, а в ответ получала от него лишь постоянные замечания, вперемешку с указаниями, что и как мне делать. Я не заслужила к себе такого отношения. Я не девочка для битья в конце концов!

- Что ты сказала? - цедит сквозь зубы отец, подходя ко мне почти вплотную

- Что слышал! - больше не пытаюсь сдерживать себя. Хочу высказать ему всё, что копилось во мне многие годы. - Мне восемнадцать, и если я захочу, то буду трахаться ночи напролет с тем, кто мне нравится! - выкрикиваю ему в лицо. - Ты мне не указ!

- Запомни раз и навсегда, - больно схватив меня за плечи, в бешенстве выговаривает отец, - ещё раз, мелкая дрянь, позволишь себе поднять на меня голос, я выставлю тебя на улицу.

- Я и сама уйду! Ты же чудовище! Правильно мама сделала, что бросила тебя! - острая боль обжигает губы. Не сразу понимаю, что случилось, только хватаясь пальцами за лицо. Он что... ударил меня? - Жаль, что ты не сдох в девяносто шестом, - выдавливаю из себя, с трудом сдерживая слёзы.

Хватаю свою сумку, тянусь к шкафу, чтобы взять пуховик, но отец прижимает дверцу рукой, не позволяя мне открыть её.

- Вали, - он кивает в сторону входной двери. Кривая, по - настоящему страшная, ухмылка искажает его лицо.

Больше не говоря ни слова, я выскакиваю из квартиры. Только оказавшись возле подъезда, понимаю, что стою на улице в конце января в тапочках, капроновых чулках и без верхней одежды. И идти мне некуда.

Глава 4

И мы все жевали жвачку,

Веселились с водными пистолетами

А потом мы выросли, и жизнь стала сложнее,

Со всем этим дерьмом слишком сложно справиться.

The Neighbourhood - Alleyways

Неприятный солоновато - металлический привкус, который появляется во рту, выводит из ступора. Пальцами дотрагиваюсь до нижней губы - на их кончиках остаётся след крови. Я смотрю на неё, постепенно осознавая произошедшее. Следом приходит ощущение боли в саднящей губе и холода, пробирающего до костей. Но я продолжаю стоять на месте, до конца не понимая, куда идти и что делать. Внутри меня как будто пустота: нет ни чувств, ни мыслей, ни сил. Я даже заплакать не могу.

Скрип подъездной двери заставляет подпрыгнуть от ужаса, на какую - то секунду кажется, что сейчас из неё выйдет отец. Я отступаю в сторону, пропуская мимо себя всего лишь соседку с шестого этажа. Пожилая и донельзя вредная женщина бросает на меня удивлённый взгляд, в котором на место изумлению быстро приходит презрение. Осуждающе качая головой, она начинает осторожно спускаться по скользкой от плохо - счищенного льда лестнице, что - то бормоча под нос. До меня лишь долетают отдельные слова: молодёжь, с ума посходили, меньше шастать. Но я даже готова сказать ей «спасибо» за то, что своим появлением она возвращает меня к реальности.

Холодно. Нужно найти какое - то более - менее тёплое место. Оглянувшись по сторонам, вспоминаю, что в крайнем подъезде на двери вроде не было ни замка, ни домофона. Мне везёт, память меня не подводит. Зайдя внутрь, поднимаюсь на несколько лестничных пролётов вверх. В подъезде тоже довольно прохладно, но терпимо. По телу проходит неприятная дрожь, вызванная то ли тем, что я ощутимо замёрзла, то ли пережитым нервным потрясением. Кожу на ногах и руках покалывает, и я растираю себя ладонями, массирую уши и щёки, подпрыгивая на одном месте: всё это помогает не только чуть - чуть согреться, но, как ни странно, немного успокоиться.

Надо что - то делать... для начала решаю покопаться в сумке. Радует, что нахожу в ней мобильник, обычно я таскаю его в карманах. Вот только зарядки осталось меньше двадцати процентов. Достаю кошелёк, пересчитываю наличность - не густо: сто семьдесят четыре рубля, а стипендия только после каникул. Да и та, даром, что повышенная - шестьсот с копейками, на неё при всём желании месяц самостоятельно не проживёшь.

Нужно связаться с Верой. Единственный взрослый человек, которого я могу назвать по - настоящему близким. Уверена, она не станет впадать в панику, обвинять меня в чём - либо или устраивать допрос. Она просто постарается помочь. Не успеваю набрать её номер, телефон звонит и на дисплее высвечивается: Папа. Скидываю, не раздумывая. Он звонит вновь, ещё раз и ещё... я заношу его номер в чёрный список дрожащими пальцами. Перед глазами проносится наша ссора, я как будто наяву вижу его лицо, искаженное злобой. И всё моё напускное спокойствие пропадает, хочется свернуться где - нибудь в клубочек в тёмном углу и вылезти из него только тогда, когда всё вновь станет хорошо.

Звоню Вере. Равнодушно - механический голос сообщает: «Абонент не отвечает, или временно не доступен». Некоторое время я просто смотрю на телефон, как будто от этого что - то изменится. Не сразу, но вспоминаю, Вера же говорила, что сразу после возвращения в Питер собирается лететь на конференцию в Лондон. Прикидываю в уме даты. Судя по всему, вылет у неё именно сегодня. Пишу ей сообщение с просьбой перезвонить, как только сможет.

Подумав, набираю ещё один номер. Сама не знаю, чего ждать от предстоящего разговора, но ведь это почти инстинкт, искать защиты у той, что родила тебя.