Российский колокол № 3–4 (35) 2022 - Литературно-художественный журнал Страница 36

Пусть к вожакам Пончик и не принадлежит, его все равно все уважают и любят как веселого, свойского парня с нашего двора. Пончик на большее не претендует, ведь самое главное, что он полноправный член дворового братства. Это право он вполне заслужил.

Однажды вечером к нам забрели залетные северские. Их было много, сколько – уже никто и не вспомнит, как и причину, по которой они оказались у нас с немирной целью. Весь двор слышал крики с улицы: «Наших бьют!» – на которые выбегали из квартир наши парни и даже мужики постарше. Мой шестнадцатилетний брат тоже выскочил на подмогу, оставив за спиной не успевшую к двери маму с прижатыми от страха к груди кулачками.

Северских отлупили и прогнали. А Пончик на некоторое время стал героем двора. Оказывается, северские прицепились к сидевшим возле его подъезда двум Юркам – Попкову и Гилёву. Пончик, живший на первом этаже, первым выбежал на шум. При виде явно превосходящих сил он не растерялся, с ходу толкнул что есть сил ближайшего противника. Тот завалился в толпу, образовалась куча-мала. И несмотря на негеройские вроде бы дальнейшие действия, Пончик свое дело сделал. А действия были простыми. Пончик бегал по двору, уворачиваясь от нападавших, и кричал: «Наших бьют!» Тем не менее благодаря его неожиданному и удачному вмешательству нашим Юркам удалось во внезапной сумятице вырваться из круга северских. Вели они себя точно так же, как и Пончик, пока не подоспели друзья и не надавали по шеям залетным наглецам.

А утром обнаружилось, что в заборе детской площадки отсутствует много кольев. Они валялись повсюду – на волейбольной площадке, в траве, возле турника и под лавкой шахматно-доминошного стола.

Наступил март. Парни находились в лихорадочно-возбужденном ожидании приказа министра обороны, после которого начнутся гулянки-проводы в армию. Кому-то грусть расставания, а кому-то радость повеселиться; ну а нам, мальчишкам, не до этих переживаний. Мы рубимся во дворе в хоккей, потому как под солнечными лучами снег начинает исчезать, а мы, видать, так и не наигрались за долгую зиму.

Завидев проходящего в стороне Витю Филиппенко, мы стали звать его присоединиться к нам. Вообще-то он старше большинства из нас на два-три года и уже редко появлялся с клюшкой, но все равно, случалось, вливался в нашу хоккейную компанию.

Но Витя ничего не ответил. Поглядев на нас как-то странно, как будто у него вдруг обнаружились нелады с головой, все так же молча исчез в подъезде. А вскоре к нам подошел мой брат и вымученно выдавил из себя:

– Пончик разбился.

Стало не до игры, и мы разбрелись по домам с трагической новостью.

Вечером брат рассказал детали. Оказывается, Толик нарушил главное правило безопасности монтажника – не пристегнул пояс к вышке и упал с высоты пятого этажа.

Это была первая потеря нашей молодежной дворовой компании. Не знаю, в чем причина, но я почему-то часто вспоминаю Пончика – добродушного, улыбчивого паренька, так и не успевшего уйти в армию.

История пятая

Польша, город Легница. Воинский городок, в котором соседствуют безо всякого разделительного забора две крошечных части, каждая – в две роты. Одна – связисты, вторая – тылового обеспечения. Ее командир – мой батя, молодой перспективный старлей.

Квартира у нас большая – трехкомнатная. Мы, дети – двое старших братьев и сестра, – не понимаем, что туалет без сидячего унитаза, точно такой же, как на вокзалах небольших городов, и душевая в подвале – для родителей, скорее всего, плохо связывается с понятием нормальных условий. Нам же все здесь нравится, особенно, после белых известковых стен кироваканской квартиры, то, что каждое помещение окрашено в разный цвет. Зал – желтый, спальня родителей – зеленая, а детская – розовая. Мы никак не можем привыкнуть к такой красоте и перед сном шепчемся обо всем с сестрой: переполняющая нас радость не дает уснуть.

Но больше всего нам нравятся польские магазины. Они благоухают особым миром порядка и достатка, а еще – продуктовые – бубли-гумом, промышленные – кожей и чем-то неизвестным нам дома, в Советском Союзе, навевающим ощущение праздника при каждом посещении магазина.

Солдаты отца любят и боятся. Он строгий, но справедливый. С подчиненными добр и требователен одновременно. Однажды, будучи среди солдат в казарме, я сам был свидетелем, как при предупреждении о приходе командира выпившие «старики» выпрыгивали из окон. Зато многие из них после принятия отцом части ходили в отпуск, чем не могли похвалиться многие другие части Западной группы войск.

В городке детей мало, и я играю с полячка́ми соседнего – за забором – дома, особенно часто с белоголовыми братом и сестрой. Их мама кормит нас вкусными супами, которые пахнут по-особому, не как наши, советские. От них исходит очень приятный и завлекательный аромат каких-то приправ и кореньев.

Прямо напротив наших окон располагаются окна пани Ирены. Мужа у нее не было, а сын когда-то играл за молодежную сборную Польши. Родители наши дружили с доброй пани, я бывал несколько раз у нее и держал в руках многочисленные медали ее сына. Сам он жил отдельно, и я видел его лишь раз – высокий, улыбчивый и внешне приятный парень.

Поляки вообще отличались приветливостью. Однажды я залез в мамину шкатулку, в которой хранились деньги и золотые кольца и серьги. Мы с сестрой заглядывали в нее и раньше, да только чтобы полюбоваться сокровищами. А тут, будучи совсем несмышленым семилетним мальцом, я спокойно набил карманы красивыми бумажками, цена которых мне была неизвестна, и отправился на прогулку за пределы части.

Проходя мимо строящегося дома, остановился и заговорил с каменщиками. Те в ответ так тепло улыбались с лесов, что мне захотелось в благодарность сделать им что-то приятное. Я достал из карманов свои разноцветные бумажки и стал протягивать им: «Панове, бардзо проше: возьмите злотые». Поляки переглянулись между собой с какими-то удивленно-серьезными лицами и вдруг рассмеялись.

– Ни. Джинкуе бардзо. Отнеси маме. Мама, – несколько раз повторили они.

Я послушался их совета, и потому родительский гнев миновал меня, ведь повинную голову меч не сечет. Но по дороге домой я еще встретился с Мареком – кудрявым парнем, готовившимся к поступлению в мореходку; он дружит с моим братом. Марек хорошо говорит по-русски. Заметив в моих руках кусок поднятого с обочины гранита, он протягивает необычно гладкий камешек:

– Держи, братишка,