Альманах «Российский колокол» №3/1 2019 - Альманах Российский колокол Страница 26

Насчет дефицита Герка не знал. А буфет его не волновал. В магазине за свои можно поллитровку взять, да и выпить не торопясь под мужской разговор. Разозлился он тогда. Герка считал, что Ванька Блындин подхалим, и хоть с виду мужик здоровый и даже солидный, а мужского характера у него нет.

– Директор-то с Веркой Блындиной путается, – буркнул Герка.

– Вот потому-то он на Ванькины деньги для Ванькиной жены и взял сапожки. Ванька доволен, и Верка будет рада, – уточнил собутыльник.

– Черт с ними… Давай лучше выпьем… – предложил Герка.

– Ты знаешь, в Уваровке начальничков судить будут. Левый цех какой-то организовали. Подпольно обрезную доску гнали на продажу. Здорово наживались, – въедливо продолжал друг.

– Вот гады! – подхватил Герка. – Я их знаю. Они не местные. У них Коновалов Гришка за главного, хотя рядовым учетчиком работал. А шестерил у него Петро

Осадчий. Я с ним в школе учился. Видно, мало мы его крапивой жигали. Он тогда еще пытался выгадывать. На чужом коне в рай ездить. Ему так и надо, а вот Митьку Драгайцева жалко. Тот по простоте душевной влип в эту историю. Молодец новый участковый, Васильев. Не то, что предшественник. Правильный мужик. Это он их прищучил.

Друзья закурили и помолчали немного.

– Когда эта шелупонь переведется? Будет такое времечко или нет, – вздохнул Теркин друг.

– Может, и будет, только я, брат до того времени не доживу, – мрачно сказал Терка.

– Я, наверно, тоже. Но вот детей такими крепкими постараюсь сделать, чтобы никакая сволочь на них не влияла. У меня их пятеро. Представляешь, а они воспитают своих детей. Вот и пойдет мое крепкое семя, – с надеждой в голосе, высказал свою мечту собеседник.

– Ну, давай, давай, – криво усмехнулся Терка Мартынов.

С того дня прошло много лет. А Терка больше ни разу не ездил на совещания передовиков. Работал, может, и не хуже, а пить стал больше. С женой развелся, вернее, она ушла от него. После того ещё сильнее запил и жениться не собирался. Да никто из местных за него не пошел бы. Характер у Терки стал «шибко чижелый для жисти», как говорили деревенские старухи.

Терка всё пропивал и пил всё, что под руку попадет. Выпив, проклинал свою жизнь, становился драчливым. Незадолго до смерти дрался с братом, уже полысевшим степенным мужиком. Брат хотел утихомирить Терку во время его пьяного разгула, но тот схватил стальную вилку, и хорошо, что промахнулся, а то бы хоронили брата. От скользящего удара у брата на голове от макушки через весь затылок остался длинный рваный шрам. Рана была неглубокая, такие быстро зарастают, и со временем их трудно заметить.

Герка был с виду явно не богатырь, с бесцветными глазами и низкого роста, но злой и в драке опасный. К тому же подозрительный, ему постоянно казалось, что его обманывают или хотят обмануть. Подозрительность и подвела его, причем кончилось это трагически.

Герка жил со старушкой матерью. Немощная и набожная, она потеряла возможность оказать на Герку какое-то существенное влияние. Мать молча страдала, глядя, как сын гробит здоровье, а вместе с ним и жизнь. Иногда в её глазах можно было прочесть такую жалость к сыну и ничем не излечимую грусть, что Герка горько плакал и клялся не пить. Дня два-три он приходил с работы трезвым. Колол дрова, с остервенением набрасываясь на увесистые березовые и лиственничные чурки. Но потом начинал пить ещё пуще прежнего, изыскивая любые возможности, лишь бы напиться до самого тяжелого, скотского состояния.

Мать болела жестоким ревматизмом, и старухи-соседки посоветовали растираться травяной настойкой на водке. Да разве устоит в доме водка, когда сын пьяница? Кто-то поделился с ней техническим спиртом. Мать принесла домой спирт. Герка сразу спросил:

– Чё в бутылке?

– Зелье это, сынок. Яд. Технический спирт. Им можно только ноги натирать, – слабым голосом пыталась объяснить старушка.

– Я думал, можно кайф словить, – недовольно проворчал Герка.

Зная сыновью страсть, мать на всякий случай спрятала бутылку. Но долго пользоваться настойкой на спирте ей не пришлось. Герка разыскал заветный бутылёк. Хоть и был сильно пьян, все-таки выпил полстакана. Остальное положил под подушку. Пошатнулся, упал на койку, да так и не проснулся.

В день похорон к Теркиной матери пришли её подружки-старушки. Они молчаливо сидели на лавке у нетопленой печки, кое-кто на колченогих табуретках у гроба покойного.

Одна из соседок пришла с внуком пяти-шести лет. Мальчик, как все дети в его возрасте, был очень энергичным ребенком. Ему в тягость сидеть молча. Он то и дело убегал от бабушки. Она беспокоилась как бы внук, выскакивая на улицу, не простыл. Стояла поздняя осень. С вершин гор уже «спустил белые ноги» снег. Холодный ветер, дувший порывами, срывал последние желтые листья с деревьев. Косматые тучи тяжело ходили по небу. Изредка в разрывах между тучами выглядывало солнце, успевая припекать в безветренных уголках. Бродящих кур и собак в деревне почти не видно, все примостились на завалинках, и на земле у выходящих на солнечную сторону бревенчатых стен изб и амбаров. Все птицы и животные пытались согреться в последних теплых лучах солнца.

Малыш любил играть на свежем воздухе. Выбежав во двор, где брат Герки, сверкая на солнце поцарапанной лысиной, доделывал крышку гроба, мальчик вдруг быстро вернулся:

– Баба, смотри-ко, вилка. Лежит прямо на дороге. Ведь можно ногу поцарапать! Заржавела вся… я её положу куда-нибудь?

– Тише ты… ну в шкап, что ли, положи.

Мальчик осторожно положил вилку, которой неделю назад орудовал Герка.

– Баба, как нехорошо здесь. Совсем ничего нету. Постель-то какая… я на такой бы спать не стал. Так нельзя. Надо ведь как-то лучше жить. – Внук высказал свои наблюдения.

– Перестань, ради бога! Наказанье ты моё! – сердилась бабушка.

Непосредственность мальчика вызвала оживление среди старух. Они стали негромко переговариваться. Мальчик убежал на кухню, но тут же вернулся:

– Баба, сепаратор у них какой грязный… ты мне дай тряпку. Я протру его, что ли?

– Дак сумеешь ли?

– Сумею. Я же дома протирал. Я хорошо протру. Баба, ну дай тряпку, – настаивал малыш.

Бабушка, чтобы хоть чем-то занять внука, дала ему тряпку.

Через несколько минут из кухни доносилось его довольное посапывание. С полчаса он усердно протирал сепаратор, вернее часть его, прикрученную наглухо к некрашеной корявой лавке. Закончив работу, мальчик подошел к бабушке:

– Баба, куда положить тряпку?

– Ну, положи куда-нибудь.

– У них и так все разбросано, как в охотничьей избушке. Хоть прибрал бы кто. Баба, я