Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени Страница 9

Если вы вздумаете поставить второе стекло в волшебный фонарь до того, как вытяните первое, произойдёт одно из двух: либо фигуры, нарисованные на двух стёклах, расположатся друг возле друга, образуя разнородное целое, в котором Сигая Борода окажется лицом к лицу с Мальчиком-с-пальчиком; либо они окажутся наложенными друг на друга, и в этом случае у Синей Бороды будет две разные головы, четыре ноги, или рука, торчащая из его уха.

Первая гипотеза покажет нам труп распластанного тореадора, на которого никто не обращает внимания, среди спокойной семьи, беседующей об охоте или садоводстве, или за чаем. Вторая — породит самые разнообразные аномалии, несколько примеров которых я представлю ниже, но многочисленные примеры которых каждый может найти в своём собственном опыте. Что касается сочетаний этого рода, они бесконечны.

Две идеи, вместе со своими образами, иногда могут также появиться, так сказать, фронтально, вызванные одновременно потоком воспоминаний. Это тогда, когда ставят два стекла сразу перед объективом проекционного аппарата. Например, мне сниться, сфинкс, привезённый из Севастополя, который украшал решётку печей для обжига черепицы. Ассоциация идей непосредственно и одновременно вызывает образ одного из моих друзей, убитого во время Крымской Войны, и появляется картина развалин Мемфиса с другим сфинксом. Сразу же показывается этот друг, умерший много лет назад, и вот я вижу его в Египте, как он посещает со мною эти останки античного великолепия.

Другая причина чудовищности и дикости наших сновидений, которая не менее любопытна, и не менее часта, и которая приводит, в связи с бессвязностью, к самым непостижимым на первый взгляд результатам, — это состояние нашего ума во время сна, занимающегося абстрагированием., в том что касается способа рассмотрения различных сюжетов, воспоминания о которых вызваны.

Он переносит тогда с одного сюжета на другой некоторые качества, или манеры поведения, которые он предпочитает. Если его особенно поразила худощавость чахлого коня в упряжке одной бедной телеги, которую он видит в сновидении, и если эта телега заставила его увидеть во сне какого-нибудь крестьянина, с подобной упряжью, то он, быть может, перенесёт абстрактную идею худощавости и чахлости на крестьянина, который, в свой черёд, возникнет в сновидении, и он увидит этого крестьянина почти готовым отдать душу. Или же, наоборот, если его занимала главным образом идея запрягания, он увидит запряжённым самого крестьянина, ничуть тому не удивляясь.

Иногда последовательные смутные воспоминания вызываются единственно благодаря сходству чувственных форм, что также является одним из видов абстрагирования, способного порождать самые странные композиции. Безотносительно к сновидениям, Гранвилль имел чувство этих капризных перемен, когда его карандаш показал нам серию рисунков, начинающихся с одной танцовщицы и заканчивающихся катушкой с яростными движениями.

Это последнее явление имеет место, главным образом, в минуты огромной душевной страсти, тогда как собранная душа отвлечённо рассматривает серию более-менее чётких образов, которые перед ней проходят.

Видно, что согласно манере, какой они возникают и сочетаются, достаточно одного вызывания воспоминания, находящегося в тайниках памяти, чтобы сделать сновидение самым поразительным на вид. Ещё, разве я перед этим не говорил, что сновидение, в котором идеи следуют друг за другом и разворачиваются сами собой без единой внутренней или внешней физической причины не усложняют, не прерывают и не изменяют его ход, впрочем, это случается редко; и наоборот, всякого рода маленькие случайности, одни — вне нас (звуки, тепло, прикосновения, и т. д.), другие — в нашем собственном организме (давление, нервные движения и т. п), тотчас же вызывают идеи, связанные с теми впечатлениями, с которыми они органически связанны, и сразу же бросают в гущу текущего сновидения весь контингент образов, согласующихся с этими новыми идеями, предлагая уму самому выпутываться, как он сможет, из этой разнородной каши. Так что никакие сложности, никакие наложения, никакие аномалии не должны отныне вызывать удивления!

То, что у спящего человека часто можно установить прямую зависимость между впечатлениями, которым подвергается тело, и идеями, которые образуют сновидение, настолько общепризнанно, что я не считаю необходимым на этом останавливаться. То, что остаётся изучить, так это разнообразное действие этих различных впечатлений на ход наших сновидений, и я полагаю, что в случае естественного сновидения, не найдётся ни такой странности, ни такой запутанности, которые бы не происходили от одного или другого из следующих двух явлений, или же сразу от обоих:

1) Естественное и самопроизвольное разворачивание последовательности воспоминаний;

2) Внезапное вторжение какой-либо идеи, чуждой тем, которые образуют эту последовательность, благодаря какой-нибудь случайной физической причине.

Итак, теперь следует провести более глубокий анализ операций ума в сновидении, провести многократные наблюдения и решающие опыты, и показать и доказать всё то, что здесь было кратко изложено; и ещё мы увидим, что в образовании сновидений может участвовать ещё и третий элемент, который происходит из действия воли, сохранённой во время сна. Но прежде, чем перейти к этим новым подробностям, я думаю, будет неплохо бросить беглый взгляд на историю самой онейрокритической науки, и изучить мнения, выдвигаемые в разные эпохи главами школ и самыми знаменитыми писателями. Тем самым читатель сможет лучше подготовится для того, чтобы судить о вопросах, которые будут ему предложены далее, и чтобы взвешивать относительное значение самых важных пунктов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В которой автор приводит взгляды других и продолжает излагать свои

Глава 1

Древние: египтяне; халдеи; евреи; арабы; восточные; греки; римляне. — Инкубация. — Этимология слова дремать. — Книги Артемидора. — Гиппократ и его идеи о сновидениях. — Почему отцы Церкви запрещали толкование сновидений. — Секреты, которыми должны были владеть жрецы язычников. — Что нужно думать об онейрокритической науке древних.

Как бы далеко мы не заходили в древние предания, мы всегда находим постоянный интерес к сновидениям и к их таинственным связям с реальной жизнью.

Ещё со времён Иосифа[11], египетский фараон обращался ко всем гадателям своей империи, чтобы получить объяснение того знаменательного сновидения, которое его тревожило. Сабакон, другой царь той же страны, даже сложил с себя корону, убеждённый одним сновидением, что время его царствования пришло к концу.

Халдеи с не меньшей страстью прибегали к гаданию на сновидениях. Очень знаменито сновидение Навуходоносора. Порфирий рассказывает нам, что Пифагор обучился искусству толкования сновидений, странствуя по Халдее, Иудее и Аравии.

Такие же верования мы находим и у персов, греков, индусов, и даже у китайцев, представления которых по этому предмету имеют подчас особый характер. Они верили, что душа спящего человека может во время сна