Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени Страница 8

С помощью своих личных наблюдений я позже попытаюсь показать несколько затерянных тропинок из этого лабиринта; сейчас же, я хочу напомнить то, в чём каждый может удостовериться сам.

Но время бодрствования, находясь во власти житейских забот, мы направляем наши идеи на путь, какой нам будет угоден, не позволяя им отклоняться от заданного направления. Однако у нас имеются минуты душевной пассивности, во время которых мы предаёмся тому, что принято называть мечтанием. Это состояние является промежуточным между бодрствованием и сновидением. Каждый, и не раз, замечал себя за этим занятием, находясь в дороге, когда гудок на станции или какое другое случайное обстоятельство резко приводило нас к чувству реальности, внезапно захватывая нас в разгар операций нашего собственного ума. Итак, главный закон, который управляет в сновидении стихийным ходом идей, проявляется и в этой ситуации.

Последняя мысль, которая меня занимала, до того как я отдался этому мечтанию, была, я думаю, о друге, от которого я недавно получил известия, и кто путешествовал по Италии в своё удовольствие. Его письмо напомнило мне моё пребывание в Риме, и сразу же оживило воспоминания о Колизее. Мне случилось повстречать в Колизее одного моего знакомого живописца, прекрасного человека с огромным талантом, которого, вскоре после этого, забрала смерть. Я подумал о том дне, когда продавали его картины и его незаконченные холсты. Сразу же в моей памяти ожил один эскиз; на нём были изображены два молоденьких бретонских крестьянина, полных грации и жизни, из всех сил пытающихся освоить, как и их старшие братья, лопату и молотильный цеп. Затем я перенёсся во времена, когда и я любил овладевать инструментами и лейками нашего садовника, слишком тяжёлых для моих десятилетних рук. И вот я полностью потонул в запутанном потоке воспоминаний детства, которые увлекали меня всё дальше и дальше.

Добавьте сюда образы, и это мечтание превратится в настоящее сновидение. Образы? Но разве они уже не начали смутно проявляться, когда стук останавливающегося поезда внезапно выдернул меня из моей дремоты или же моего сна?

Один женевский философ, Жорж Лесаж, — рассказывают, — чуть не сошёл с ума, когда отчаянно и безуспешно пытался словить свой собственный ум в момент перехода от бодрствования ко сну, или, выражаясь точнее, к сновидению. Должно быть ему случалось переживать, в карете или дилижансе, то что, как я только что рассказал, случается в поезде с каждым из нас. Его ошибка, таким образом, просто была в том, что он не понял, что это мечтание и есть само сновидение в своём начале; и что, мучая свой ум непрестанным занятием, он как раз останавливал этот естественный и стихийный поток идей, без которого переход от бодрствования ко сну не может свершиться.

По мере того, как тело засыпает, по мере того, как реальность отдаляется, ум всё отчётливее замечает чувственные образы объектов, которыми он занят. Если думать о каком-нибудь человеке или о каком-нибудь месте, то человек, одежды, деревья или дома, составляющие часть этих образов постепенно перестают быть просто неясными силуэтами, а начинают вырисовываться и раскрашиваться всё более и более чётко. Я даже спрошу, мимоходом, всех тех, кто знаком с бессонницей, и кто иногда ждёт сна с нетерпением, не замечали ли они часто, что этот столь желанный сон, наконец, приближается, как только они начинают различать более чёткие видения, при их кратковременных засыпаниях. Дело в том, что эти кратковременные засыпания с яркими видениями и являются мгновеньями настоящего сна. Переход осуществляется от простого мечтания к яркому сновидению без какого-либо разрыва в потоке идей.

По, — могут меня спросить, — как вы объясните те бессвязные, чудовищные, странные, бесформенные сновидения, ни один тип которых не может встретиться в реальной жизни и, как следствие, не может быть взятым из памяти? Этот совершенно естественный поток идей, который мы констатируем при мечтании, и о котором вы нам говорите, как о самом сновидении, кажется, не содержит ни единого его элемента.

Па это я отвечу сперва, что каковым бы простым ни было это мечтание засыпающего человека, оно содержит первые зародыши бессвязности, которая происходит от смешения времён и мест. Воспоминание одного события, одного человека или одной вещи, оказавшее на нас впечатление в какой-нибудь период нашей жизни, влечёт за собой, в качестве фона картины, образ дома, сада, улицы, одним словом — места, в котором данное впечатление первоначально было получено. Пока человек только думает, эта картина будет оставаться в тени, но она нарисуется, как только мечтание углубиться, и сразу же проявиться, когда начнётся сон. Итак, часто будет случаться, что эта картина не сотрётся так же быстро, как сопутствующая ей мысль, и, подобно декорациям в театре, которые не достаточно быстро сменяются для игры сцены, её будут продолжать видеть, но теперь она не будет иметь никакого отношения ни к месту, ни ко времени тех эпизодов, которые будут разворачиваться. Так, если бы мне приснилось, что я в Швейцарии, где я вижу загородные домики, которые мне напоминают домик Жюля Жанина у входа в Булонский лес [в Париже], и если бы воспоминания о Жюле Жанине погрузили бы меня в воспоминания об одной знаменитой оперной певице, которую я встречал у него, то я, быть может, вообразил бы, как слушаю пение этой актрисы среди водопадов или льдов [виденных в горах Швейцарии].

То, что справедливо для фона картины, будет происходить также и в отношении большого числа второстепенных деталей, или даже в отношении некоторых ярко выраженных образов, которые будут продолжать занимать ум, после того как первая идея исчезнет, уступив место другой. Так, например, я представляю себя сперва присутствующим на бое быков, где один из тореадоров смертельно ранен разъярённым животным; затем, в силу ассоциаций идей, я оказываюсь перенесённым к своим друзьям в Нормандию (где я также видел одного разъярённого быка). Я увижу, быть может, ещё, среди этой мирной сцены, тот окровавленный труп, вид которого меня невероятно взволновал, который тут же исчезнет из моего ума, как и арена с её зрителями.

И только что приведённом примере, представлена только чистая и простая бессвязность, сближение образов без видимой зависимости между ними; но под влиянием тех же законов, может проявиться и другой замечательный феномен, поразительные последствия которого я констатировал многократно, после того, как одно счастливое наблюдение дало мне к