Русская культура - Дмитрий Сергеевич Лихачев Страница 19

Если, однако, по своим убеждениям интеллигент входит в партию, требующую от него безусловной дисциплины, действий, не согласных с его мнением, то эта «добровольная продажа себя в рабство» лишает его возможности причислять себя к интеллигентам. Так же как перестает быть врачом человек, лечащий вопреки полученным им медицинским знаниям.

В равной степени интеллигент теряет интеллектуальную свободу и перестает быть интеллигентом, когда принужден следовать слепо догмам какого-либо учения. Даже если, создав свое мировоззрение или взгляды, интеллигент отказывается от их пересмотра из упрямства.

Вместе с тем человек, не уважающий интеллектуальную свободу других, преследующий других за убеждения, не может считаться интеллигентом, ибо интеллектуальная свобода предполагает уважение к этой свободе, где бы и в чем бы она ни проявлялась.

Здесь вступает в силу моральный фактор. Интеллектуальная свобода в известной мере всегда явление морального порядка. А мораль – единственная власть, сила, которая не только не лишает человека свободы, но и гарантирует эту свободу. Человек, подчиняющийся совести, не подчиняется ничему больше, и подчиняться совести он может только абсолютно свободно. В этом единственное в своем роде свойство совести.

Конечно же, интеллигенция, интеллигентные люди, а не просто люди умственного труда (без них в известной пропорции не может существовать ни одна страна) есть повсюду. Но для России интеллигенция особенно характерна. Это произошло не потому, что Россия особенная страна, а русские какой-то особенный народ, а в силу стечения исторических обстоятельств.

В России благодаря слабости (или, как теперь принято говорить, «прозрачности») границ между сословиями и относительной легкости перехода из одного общественного состояния в другое создались особые условия для образования лиц, по существу не примыкающих ни к одной группе общества, а потому свободных от социальной идеологии. В необразованных слоях общества это приводило к образованию групп бродячих людей: «босяков», казаков, различного типа «беглых», удалившихся на окраины государства и т. д. Когда же эти избежавшие сословных ограничений люди были еще свободны благодаря хорошему образованию, знанию иностранных языков, высокому воспитанию – из них образовывались интеллигенты.

Интеллигенты при всех режимах оказывались своего рода «внутренней эмиграцией».

Первое массовое выступление интеллигентов было декабристское восстание. Среди декабристов преобладали люди, свободно шедшие против своих сословных интересов. Характерно, однако, что именно интеллектуальная свобода воспрепятствовала декабристам одержать победу: они не смогли объединиться в единую и сплоченную партию, иметь единую программу. Интеллигентские движения редко одерживали верх, и жалеть об этом не приходится. В этом организационная слабость, но духовная, нравственная сила интеллигенции – людей интеллектуальной свободы, предназначенность которых творить, а не подминать под себя остальных…

Однако интеллигенция была постоянной мишенью для нападок государства. И первое, что делало государство, укрепляя свою власть, это стремилось уничтожить интеллигенцию и все, что способствовало ее образованию.

С самого момента своего прихода к власти большевики арестовывали, ссылали и высылали из страны интеллигентов, закрывали кружки, общества, даже места встреч интеллигенции, казалось бы, совсем невинные (рестораны, кафе, ученые общества), правительство большевиков не допускало вольнослушателей в университеты, закрывало газеты и журналы, в которых обсуждались общемировоззренческие вопросы, стремилось дискредитировать интеллигенцию в глазах народа, лживо объединяло интеллигенцию с буржуазией и дворянством, стремилось дискредитировать ее нравственно, устраивая ложные судебные процессы, уничтожало изучение иностранных языков и препятствовало поездкам ученых, писателей и художников за границу (или, напротив, высылало, но навсегда).

«Тайная свобода» интеллигенции больше всего тревожила всегда государство, особенно государство тиранического и идеологизированного типа.

Два основных качества определяют интеллигентность интеллигента: европейская (именно европейская) образованность и интеллектуальная свобода.

Почему, спросите вы, «европейская» и разве не всякая образованность может определить принадлежность человека к интеллигенции? Конечно, всякая… Но у европейской культуры есть одна особая черта: она опирается на знание других культур – одновременных ей и ранее существовавших. Она основана прежде всего на прочном усвоении древних культур Ближнего Востока, Египта и средиземноморской Античности. Именно эти три культуры легли в основу христианства. Христианство объявило религию вненациональной, наднациональной. «Несть эллина и иудея»[25]. Отсюда – терпимость европейской культуры к другим культурам и способность к их творческому усвоению. Университеты Европы – это прежде всего огромнейшие хранители и «усвоители» других культур, где эти культуры переосмысливались как «свои», нужные, целебные и питающие.

Итак, первая черта интеллигента – европейская образованность. Переходим ко второй черте – интеллектуальной свободе. Именно она отличает интеллигента от просто «образованца» (удачный термин А. И. Солженицына). Образованный человек может продавать свои знания, работать на злодейское государство, партию, узко понятую национальность. Одним словом, «образованец» может быть несвободным, зафрахтованным человеком. Когда приписывают интеллигенции убийство Александра II – «царя Освободителя» – или относят к интеллигентам различных людей, может быть, и умственно одаренных, но дисциплинированно выполняющих приказы какой-либо партии, более или менее властной и тираничной, это глубочайшая ошибка. Рабство всегда было чуждо интеллигенции, и если даже человек, прежде свободный, решается продать свою свободу какой-либо организации, стать ее интеллектуальным рабом (это не касается тех образованных людей, которые, работая за плату, не лишают себя свободы выбора), он перестает быть интеллигентом.

Казалось бы, Достоевский со всей ясностью показал в «Бесах», во что превращается человек, продавший свою интеллектуальную свободу и действующий по указаниям из «центра», который к тому же оказывается мнимым. Единственный персонаж «Бесов», который, казалось бы, не утрачивает своей независимости, Ставрогин (фамилия его сама как бы указывает на его независимость: вспомним о ставропигиальных, т. е. независимых от местных иерархов, монастырях) – и тот оказывается в плену у Верховенского и его заговора и с утратой независимости после совершённого преступления (или нескольких преступлений) кончает жизнь самоубийством.

Что же удерживает интеллигенцию в пределах интеллектуальной личной свободы? Ведь если интеллигент не подчиняется внешним воздействиям, то не означает ли это, что он оказывается без руля и ветрил? И что может объединить людей, не зависимых от внешних причин, не подчиняющихся навязанным им условиям? Не означает ли интеллектуальная свобода обреченности интеллигентов на полное одиночество?

Неподчиненность интеллигента внешним воздействиям, партийным установкам, государственным интересам или агрессивной идеологии вовсе не означает слабости, а, напротив, свидетельствует о силе интеллигента, его способности сопротивляться, отстаивать свою честь, порядочность, завоевывать репутацию и быть, самое главное, личностью. Сила эта в нем самом – совесть. Совесть может объединить его с другими людьми совести, ибо совесть по большей части выступает с одинаковыми внутренними требованиями к человеку и охраняет его свободу. Если человек подчиняется совести, то это означает, что в нем достаточно силы противостоять внешним требованиям, которые в той