Русская культура - Дмитрий Сергеевич Лихачев Страница 11

Призрачная индивидуальность зла – это отражение со знаком минуса творческой индивидуальности добра. Зло лишено самостоятельного творческого начала. Зло состоит в нетворческом отрицании и нетворческом противостоянии добру.

Из сказанного мною о характерных особенностях зла становится понятным, почему в европейской культуре зло проявляет себя прежде всего в форме борьбы с личностным началом в культуре, с терпимостью, со свободой творчества, выражает себя в отрицании всего того, в чем состоят основные ценности европейской культуры. Зло в Европе – это прежде всего религиозные противостояния Средневековья и тоталитаризма XX века с его расизмом, стремлением подавить творческое начало, сведя его к одному скудному направлению, уничтожением целых наций и сословий.

Исходя из сказанного, обратимся к чертам добра и зла в русской культуре, в русском народе.

Славянофилы единодушно указывали на главный признак (особенность) русской культуры – ее соборность. И это верно, если ограничиваться только положительной стороной русской культуры.

Соборность – это проявление христианской склонности к общественному и духовному началу. В музыке – это хоровое начало. И оно, действительно, очень характерно для русской церковной музыки, для музыки оперной (оно отчетливо выражено у Глинки, Мусоргского и др.). В хозяйственной жизни – это община (но только в лучших ее проявлениях) и т. д.

С этим соседствует терпимость в национальных отношениях. Вспомним, что легендарное начало Руси было ознаменовано совместным призванием варяжских князей, в котором вместе участвовали и восточнославянские, и финно-угорские племена, а в дальнейшем государство Руси было всегда многонациональным. Универсализм и прямая тяга к другим национальным культурам были характерны и для Древней Руси, и для России XVIII–XX веков, в создании которой помимо русских участвовали немцы, татары, поляки, украинцы, белорусы, финно-угорские народы и т. д.

И это крайне характерно и для русской науки, для ее многонациональных интересов. Российская императорская Академия наук создала замечательное славяноведение, востоковедение. В ней работали великие китаеведы, арабисты, монголоведы, иранисты, индологи, японоведы, финно-угроведы, слависты, тюркологи. Петербург и Москва были центрами армянской и грузинской культур.

Стоит обратить внимание и на то, что старая столица России – Петербург – была средоточием различных европейских искусств. Здесь строили итальянцы, немцы, голландцы, французы, шотландцы и т. д. Здесь в различных областях творчества проявили себя немцы, шведы, французы, поляки – инженеры, ученые, коммерсанты, художники, музыканты, ремесленники, декораторы, садоводы и т. д.

Стремление народа к свободе, к «воле» выражалось в постоянных передвижениях населения на Север, Восток и Юг. Крестьянство стремилось уйти от власти государства в казачество, за Урал, в дремучие леса Севера. При этом следует заметить, что национальная вражда с местными племенами была относительно незначительной. Не подлежит сомнению и глубокая привязанность народа к старине, выразившаяся в традиционности церковного распорядка и в движении староверов, также стремившихся уйти подальше от государственной власти.

Вершины добра соседствуют с глубочайшими ущельями зла. И русскую культуру постоянно одолевали «противовесы» добру в ее культуре: взаимная вражда, тираничность, национализм, нетерпимость и т. д. Снова обращу внимание на то, что зло стремится разрушить наиболее ценное в культуре.

Отсюда в России были постоянно нападения на свободу личности, тиранические формы правления, закрепощение крестьян, ссылки «политических», религиозные преследования (особенно старообрядцев), национальные преследования.

Амплитуда колебаний между добром и злом в русском народе чрезвычайно велика. Русский народ – народ крайностей и быстрого и неожиданного перехода от одного к другому, а поэтому – народ непредсказуемой истории.

Поразительно, что атакам зла подвергались в русской культуре все ее европейские, христианские ценности: соборность, национальная терпимость, общественная свобода.

Зло действовало особенно интенсивно в эпоху Грозного (оно не было характерно для русской истории), в царствование Петра, когда европеизация соединялась с закабалением народа и усилением государственной тирании.

Своего апогея атаки зла в России достигли в эпоху Сталина и «сталинщины». Да и в последующее время они не ослабевали, хотя крепло сопротивление.

Характерна одна деталь. Русский народ всегда отличался своим трудолюбием, и точнее, «земледельческим трудолюбием», хорошо организованным земледельческим бытом крестьянства. Земледельческий труд был свят.

И вот именно крестьянство и религиозность русского народа были усиленно уничтожаемы. Россия из «житницы Европы», как ее постоянно называли, стала «потребительницей чужого хлеба». Зло приобрело материализованные формы.

Обращу внимание на одну поразительную особенность зла в наше время.

Как известно, простейшая и наиболее сильная ячейка общества, его слитности при условии свободы – семья. И в наше время, когда русская культура имеет возможность выпутаться из сетей зла – нетерпимости, тирании, деспотизма, оков национализма и пр., – именно семья как бы «беспричинно», а на самом деле, вероятнее всего, целенаправленно, становится главной мишенью зла. Мы все должны, особенно у нас на родине, осознать эту опасность.

Зло атакует в обход!

Размышления о русской истории

Русская история представляется мне как развертывающаяся драма одинокой и непонятой культуры, то отбрасываемой из-за своего одиночества к самому обрыву непонимания, то заявляющей о себе как бы одинокими гениальными произведениями и личностями.

Прожив большую жизнь от самого начала века до его приближающегося конца, я имею не книжные, а самые непосредственные впечатления от русской истории: впечатления «на собственной коже». Для меня, например, памятны Николай II, Александра Федоровна, наследник-цесаревич, великие княжны, старый дореволюционный Петербург – и его мастеровые, и его балерины. Революция и пулеметные очереди у стен Петропавловской крепости со стороны Артиллерийского музея, а затем выстрелы из наганов на кладбище Соловков, видения прячущихся в мороз в Ленинграде 32 года по парадным крестьянок с детьми, проработки плачущих от стыда и бессилия ученых в стенах университета и Пушкинского дома, ужасы блокады – и все это в моей зрительной и слуховой памяти.

«Хованщина», «Борис Годунов», «Град Китеж» – оперы эти были для меня как бы обрамленными в художественную форму моих личных впечатлений проходящего столетия.

Мои занятия историей, русской культурой сливались в единую, сильно окрашенную чувствами картину русского тысячелетия – мученичества и героизма, исканий и падений…

В истории русской культуры бывают периоды трагических катаклизмов, когда кажется, что все начинается сначала.

Так было с принятием христианства. Казалось, что языческая культура кончилась, кончился фольклорный период русского словесного искусства. Но вот прошли столетия, и сейчас мы знаем: культура слова не исчезла, но перешла в другие формы – не исчез фольклор, не исчезли и фольклорные достижения в новых формах – формах письменного слова.

Периодом перемен была эпоха царствования Грозного. «Неполезная» литература, литература беллетристического характера как будто бы была