Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников Страница 9

По всей стране прокатились митинги студентов – от Иркутска и Томска до Ленинграда – с требованиями ответить на возникшие вопросы. Особенно тяжело восприняли доклад в Грузии – как нападки на великого грузина Сталина. 5–9 марта прокатились беспорядки по Абхазии, вылившиеся в столкновения грузин и мингрелов с русскими, армянами и абхазами. В Тбилиси пик беспорядков пришелся на 9–10 марта.

Исчезла однозначность оценок роли партии в истории страны. Началось обсуждение вопросов о цене преобразований, о том, что из трагедий прошлого было порождено лично Сталиным, а что было предопределено самой партией, идеей строительства «светлого будущего».

Разрушение примитивного восприятия прошлого, отход от канонов «Краткого курса истории ВКП (б)» не могли не порождать критичность в оценках. Впервые за долгие годы возникла опасность возникновения оппозиции режиму.

Стремление к дальнейшей демократизации общественных отношений быстро набирало темпы и принимало все более острый характер. Процесс захватывал не только советское общество, но и международное коммунистическое движение, страны советского блока в Восточной Европе. В октябре 1956 г. вспыхнуло народное восстание в Венгрии. Для его подавления в страну были введены советские войска. Угроза использования силы была продемонстрирована и в Польше.

Эти события привели к изменению внутренней политики Советского Союза. 19 декабря 1956 г. Президиумом ЦК КПСС был утвержден текст письма к партийным организациям «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов». После этого письма по стране прокатилась волна арестов и весьма суровых приговоров судов, по которым коммунисты и беспартийные лишались свободы за «клевету на советскую действительность» и «ревизионизм». Только в первые месяцы 1957 г. к уголовной ответственности были привлечены несколько сотен человек. Были расстреляны активные участники демонстрации, прошедшей в 1956 г. в Тбилиси[51].

Большинство членов Президиума ЦК были уверены, что этот раздрай стал прямым и непосредственным следствием XX съезда. Часть членов Президиума ЦК резко выступала против всех нововведений, которые предлагал Хрущев. Формально члены Президиума выступали в защиту Сталина якобы потому, что дальнейшие разоблачения подрывали авторитет партии и Советского государства. Но несомненно и то, что больше всего они заботились о собственной судьбе.

Для старожилов советского партийного Олимпа Хрущев был неофитом, выскочкой, совсем недавно обустроившимся на этом самом Олимпе. Его простецкие манеры сильно отличались от чопорной модели поведения советских бонз, особенно в общении с иностранными деятелями и в зарубежных поездках.

К лету 1957 г. противоречия в Президиуме ЦК достигли такой высокой степени накала, что столкновение между противостоящими группировками было неизбежно. Одна или другая соперничающая группа должна была уйти с политической арены.

Все разрешилось на июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 г. Хрущеву противостояла группа во главе с Молотовым, Маленковым и Кагановичем. 18 июня 1957 года днем они потребовали от Хрущева собрать Президиум ЦК. На нем Маленков, Молотов, Каганович и другие члены Президиума предъявили Первому секретарю многочисленные претензии. Его обвинили в нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по отношению к отдельным членам Президиума, многие высказывали мнение, что в партии и в стране растет культ личности Хрущева.

Никиту Сергеевича упрекали в том, что он насаждает практику подавления инициативы и самостоятельности советских органов, при этом партийные организации берут на себя несвойственные им хозяйственные функции Советов. На заседании отмечались крупные просчеты в руководстве сельским хозяйством, указывалось на опасные зигзаги во внешней политике. Члены Президиума ЦК обвиняли Секретариат ЦК КПСС, лично Хрущева, секретарей обкомов и секретарей ЦК компартий союзных республик в том, что они ведут работу по дискредитации отдельных членов Президиума ЦК. Заговорщики планировали убрать Никиту Сергеевича с поста Первого секретаря и вообще упразднить эту должность, а самого Хрущева назначить министром сельского хозяйства и, возможно, оставить ему пост одного из секретарей ЦК.

Положение для Хрущева сложилось угрожающее. Как и в случае с арестом Берии, решить проблему призвали маршала Победы Жукова. Чтобы переломить неблагоприятную ситуацию, в срочном порядке самолетами военной транспортной авиации в Москву доставили членов ЦК, сторонников Хрущева. После четырех дней непрерывных заседаний Президиума по требованию группы членов ЦК начал работу Пленум ЦК партии.

Георгий Константинович вспоминал: «Первый и второй день Н. С. Хрущев был как-то деморализован и держался растерянно. Видя, что я решительно встал на его защиту и то, что многие члены Президиума ЦК и члены ЦК сразу же потянулись ко мне, сделав этим меня как бы центральной фигурой событий, Хрущев растроганно сказал мне: „Георгий, спасай положение, ты это можешь сделать. Я тебя никогда не забуду”.

Я его успокоил и сказал: „Никита, будь тверд и спокоен. Нас поддержит Пленум ЦК, а если группа Маленкова-Молотова рискнет прибегнуть к насилию – мы к этому будем готовы”»[52].

На пленуме ситуация кардинально изменилась. Первым в прениях выступил министр обороны Г. К. Жуков и огласил документы, которые обличали Молотова, Кагановича, Маленкова в совершении преступлений в период репрессий. Они были названы как «главные виновники арестов и расстрелов партийных и советских кадров»[53]. К тому времени участие в массовых репрессиях уже стало тяжким политическим осуждением. Обвинители Первого секретаря тут же превратились в обвиняемых.

После такой метаморфозы пленум поехал по привычной сталинской колее. Обвиняемые имели право только оправдываться. Их выступления прерывались со стороны оппонентов грубыми репликами, унижающими человеческое достоинство. И та и другая сторона не стесняла себя в наклеивании друг другу позорных ярлыков. Встрепенулись старые члены ЦК, поднаторевшие в разгроме «антипартийных группировок» в духе внутрипартийной борьбы 1920-х годов. Даже пытались поставить вопрос о поиске последователей «антипартийной группы» на местах, читай – о новых массовых репрессиях. Как говорится, опыт не пропьешь, лишь бы пригодился. В конце пленума Молотов, Маленков, Каганович и иже с ними клеймили допущенные ими же ошибки и униженно просили простить их. В участниках пленума благополучно возродился дух Сталина, некоторым, наверное, даже полегчало[54].

Первый пункт постановления Пленума от 29 июня 1957 г.[55]до сих пор остается легендарным выражением: «Осудить, как несовместимую с ленинскими принципами нашей партии, фракционную деятельность антипартийной группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова»[56]. Тем же постановлением все трое и примкнувший были изгнаны из ЦК КПСС. «Политически неустойчивому» Булганину, вовремя переметнувшемуся от раскольников в хрущевский лагерь, был объявлен строгий выговор. Маленков, Молотов и Каганович в начале 1960-х были исключены из партии, Шепилов был лишен звания члена-корреспондента Академии наук и также исключен из партии.

Парадоксально, но выступивший против Хрущева Булганин пересидел яростно