Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков Страница 75

чтобы не стремиться к полной независимости, и Нур-эд-Дином, который продолжал обращаться с ним как с простым лейтенантом, отношения вскоре начали ухудшаться. Его стремительный взлет начал затмевать старого атабека, который серьезно подумывал об организации карательной экспедиции против повстанческого генерала. Саладин, узнав об этих намерениях, теперь пощадил франков. Когда Нур эд-Дин пригласил его сотрудничать против них в общем наступлении, он уклонился: Иерусалимское царство казалось новому хозяину Египта провиденциальным буферным государством против мести Нур эд-Дина.

Поэтому такой политик, как Амори, нашел бы там новые возможности для маневра. Эти перспективы еще больше расширились, когда 15 мая 1174 года Нур-эд-Дин умер в Дамаске, оставив наследником только одиннадцатилетнего ребенка Ме-лик эс-Салиха. Не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть, что этот мальчик не удержит империю своего отца. Король Иерусалима мог либо стать своим защитником от желаний Саладина, либо разделить с ним Сирию. Амори будоражил эти мысли и в согласии со своими византийскими союзниками готовил новое решение восточного вопроса, когда злая судьба франкской Сирии остановила его в полном разгаре. 11 июля 1174 года в возрасте тридцати девяти лет он умер от тифа в Иерусалиме.

17.

К драме крестовых походов Балдуинa IV: Король Лепрос

Смерть Амори I, произошедшая в такой час, была катастрофой. Никогда еще она не имела более серьезных последствий для судеб государства. Эта смелая политика направила крестовый поход на новые пути, к начинаниям, из которых он должен был выйти навсегда победоносным или смертельно раненым. После того, как на мгновение ему удалось установить франкский протекторат над Египтом, он увидел, что его победа обернулась против него, Египет попал именно во власть самого грозного из мусульманских правителей, великого Саладина.

Но последнее слово не было сказано, все еще можно было исправить; Амори не сделал должного, когда судьба в решающий момент жестоко оторвала его от работы. Его смерть оставила поле открытым для Саладина. Последний немедленно воспользовался этим, чтобы уладить преемственность Нур эд-Дина, как ему было угодно. 25 ноября 1174 года он предстал перед Дамаском, вошел в него, не встретив сопротивления, и аннексировал великий город. Хомс и Хам постигла та же участь.

За исключением Алеппо, который он оставил до 1183 года слабым наследникам Нур эд-Дина, он был правителем мусульманской Сирии, а также Египта. Катастрофический поворот ситуаций! Накануне Франкское королевство Иерусалим, извлекая выгоду из политико-конфессионального разделения между Каирским фатимидским халифатом и турецкими королевствами внутренней Сирии, в самой Сирии благоприятствовало провиденциальному турецко-арабскому распаду, разыгрывая анархию по своему желанию. Мусульманин предстал как арбитр Востока.

Теперь, изо дня в день, он видел себя окруженным могущественной военной монархией во главе с гениальным вождем, готовым по очереди воспользоваться всеми подразделениями франков. И чтобы собрать эту ужасную преемственность, Амори I оставил только тринадцатилетнего сына, молодого Балдуина IV. Подросток, от которого зависели судьбы заморской Франции в эти тяжелые часы, объявил себя, правда, одним из самых ярких представителей этой династии Анжу, которая на Западе тогда процветала при Плантагенетах. Он был, как рассказывает Вильгельм Тирский, обаятельным и удивительно одаренным ребенком, красивым, открытым, подвижным в физических упражнениях, уже превосходным наездником.

Обладая большой быстротой ума и прекрасной памятью («он никогда не забывал обиды и тем более благословения»), он кажется нам самым образованным из князей своей семьи. С девяти лет ему дали наставником будущего архиепископа Вильгельма Тирского, гуманиста и арабиста, историка и государственного деятеля, который впоследствии стал его канцлером, и мы знаем из свидетельства учителя, что его уроки чрезвычайно полезны для его ученика, особенно в латыни и в изучении истории, которые его увлекали.

Но уже с первых строк эмоционального портрета, которым Вильгельм Тирский рисует своего королевского ученика, чувствуется глубокая печаль. Этот ребенок, такой красивый, такой мудрый и уже такой образованный, втайне страдал от ужасной болезни, которая принесла ему прозвище Балдуин Прокаженный. Вильгельм рассказывает, как однажды они осознали несчастье, когда молодой принц играл с другими детьми, сыновьями баронов Иерусалима.

«Иногда в пылу игры они чесали руки, и тогда другие дети кричали. Только маленький Балдуин не жаловался. Гийом был удивлен. Ребенок ответил, что ничего не чувствует. Затем стало понятно, что его кожа действительно не реагирует. Его доверили придворным лекарям, но их искусство оказалось бессильным вылечить его. Это действительно были первые симптомы ужасной болезни, которая из года в год превращала этого отважного подростка в живой труп… Царствование несчастного молодого человека с 1174 по 1185 год – пришествие в тринадцать лет, смерть в двадцать четыре года – следовательно в конечном итоге это должна быть лишь медленная агония, но агонией верхом на лошади, лицом к лицу с врагом, в чувстве королевского достоинства, христианского долга и ответственности короны в эти трагические часы, когда драма короля откликалась на драму королевства.

И когда зло усугубится, когда прокаженный больше не сможет садиться в седло, его по-прежнему будут нести на носилках на поле битвы, и появление этого умирающего на носилках заставит мусульман бежать.

На следующий день после смерти Амори, после коронации его преемника в Гробе Господнем, вокруг больного ребенка началась борьба за власть. Сенешаль Мулон де Планси, принявший власть, вызвал недовольство баронов своим высокомерием и резкостью. В последние месяцы 1174 года, во время пребывания в Акре, когда он однажды вечером переходил главную улицу, он получил ножевые ранения, и никто не нашел убийц. Его смерть принесла регентство графу Триполи Раймунду III.

Любопытна фигура последнего представителя династии Тулузы, который за три четверти века до этого основал владычество на Ливанской Ривьере. Он был не только самым могущественным вассалом королевства (к своему графству Триполи он добавил через свою жену владычества Тивериады или Галилеи), но также кузеном короля и даже одним из его ближайших родственников: внуком по матери короля Балдуина II, он мог в случае смерти прокаженного ребенка претендовать на корону. Вильгельм Тирский, ценивший в нем политика, оставил нам его очень живой портрет.

Худой и даже тощий, хотя и довольно широкоплечий, с красивым большим лицом, довольно длинным носом, черными и плоскими волосами, проницательными глазами, он был во всем размерен, на словах, как за столом, полон рассудка, мудр в делах, без гордости, более щедрый с иностранцами чем со своими, очень грамотным. Он с большим вниманием следил за тем, что происходило в стране ислама.

Сам хорошо зная мусульманскую среду (он провел восемь лет в Алеппо в качестве заключенного), он сохранил там симпатии, которые должны были принести пользу христианской стране. Сам Саладин будет с ним в