Политическая история Финляндии 1809-2009 - Осмо Юссила Страница 7

в Порвоо узаконена и действовала в дальнейшем. На этом этапе регламенты правительствующего совета и Комиссии финляндских дел еще не были привязаны к густавианским формам правления. Это были учреждения, созданные новым правителем для своего нового государства. Несмотря на все попытки (наиболее настойчивые были предприняты в 1812 и 1819 гг.), сейм более не созывался. Одной из основных его целей стало бы утверждение Формы правления Великого княжества Финляндского, основывающейся на густавианских формах правления. Центральная администрация была бы реформирована путем преобразования судебного департамента совета в верховный суд и учреждения коллегий. Поскольку сейм не созывался, в административном порядке во множестве издавались такие законы, которые, согласно густавианской форме правления, предполагали бы одобрение или, по крайней мере, рассмотрение их земскими чинами. В преамбулу некоторых таких законов статс-секретарь внес дополнение: рассмотрение земскими чинами было бы необходимо, но «время и условия» не позволяют созвать их на съезд. При решении некоторых вопросов окольными путями узнавали мнение влиятельных в обществе людей, учреждая, например, расширенные комитеты или запрашивая заключения. Как-то раз Александр I обратился через официальную газету к своим финляндским подданным с просьбой высказывать свое мнение (вопрос о ссылке в Сибирь).

После масштабных государственных реформ 1809 г. среди финнов постепенно начало пробивать себе дорогу представление о Великом княжестве Финляндском как новом отечестве. Начало было «поиском в потемках». Так, еще в 1912 г. Э.Г. Эрстрём, изучавший в Москве русский язык, писал: «Я по национальности швед, хотя сейчас и являюсь подданным России из Новой Финляндии». Однако уже в следующем году он писал: «Швеция не является более моей Отчизной, а имя «швед» — это не то, что следует в сущности носить». Сам архиепископ Я. Тенгстрём отмечал в пасторском послании своим ученикам в 1812 г., что Россия является Отчизной для финнов. Однако уже в стенах учрежденной в 1811г. Комиссии финляндских дел начала развиваться и укореняться так называемая финляндская идея — представление о том, что родилась новая политическая общность, именуемая Финляндией. Идея, естественно, была частью пропаганды, распространяемой из Петербурга и рассчитанной на финнов. Цель ее состояла в том, чтобы прочнее связать завоеванную территорию с метрополией. Согласно этой идее, Финляндия более не являлась частью Швеции, но она также не была инкорпорированной провинцией России. «Финляндскую идею» привыкли связывать с именем А.И. Арвидссона[21] и той формой, в которую он ее облек: «Шведами мы более не являемся, русскими быть не хотим, так будем же финнами». Но эту идею достаточно ясно высказывали еще Г.М. Армфельт и его друзья. Император создал для финнов их собственное государство, и их обязанностью было наполнить его содержанием. Обеспечению прочной связанности Финляндии с новой метрополией должна была также способствовать идея о том, что положение финнов было лучше, чем до 1809 г.: они были возведены в «достоинство нации», как провозгласил император в своей речи на Боргоском съезде. По свидетельству Г.М. Армфельта, император также приказал финнам быть именно «финнами».

Цели и принципы царского правительства в отношении Финляндии после Фридрихсгамского мира особенно четко освещены в рескрипте императора генерал-губернатору Фабиану Штейнхелю (осень 1810 г.). В результате преобразований внутреннего устройства Финляндии, проведенных в соответствии с рескриптом, у ее народа оказалось несравнимо больше привилегий, чем во времена шведского великодержавия. Финляндии было предоставлено «бытие политическое», дабы она считала себя не порабощенной Россией, но привязанной к ней «собственными очевидными пользами». Ей были сохранены «не только гражданские, но и политические законы». Управление было вверено совету, во главе которого стоял генерал-губернатор. Многие налоги были упразднены, армия распущена. Дворянство и военные чины получили такие привилегии, каких Швеция никогда не могла им дать. Купечество было освобождено от монополии, т.е. от обязанности торговать главным образом со Швецией.

В этот список добрых дел можно еще включить такие, как учреждение новых должностей и выделение средств на нужды университета, который официально назывался императорским Александровским университетом, раздача высоких титулов, а также русских чинов и званий, орденов, наград и пенсий и прочих знаков расположения, которыми подданные щедро осыпались, особенно при каждом посещении страны императором. Настолько щедро, что это пробудило в бывшей метрополии, Швеции, внимание, граничившее с завистью, но и дало результаты. Правящая верхушка Финляндии того времени считала, что Финляндия явно выиграла как в экономическом, так и в оборонно-политическом смыслах, поменяв метрополию. Она полагала, что чиновники должны как можно скорее овладеть русским языком, и способствовала этому. Высшие сословия и чиновничество Финляндии были настолько преданы императору, что Николай I не преминул заметить своим советникам, пытавшимся урезать привилегии, которыми пользовались финны: «Оставьте финнов в покое. Это единственная провинция моей державы, которая за все время моего правления не причинила мне ни минуты беспокойства или неудовольствия». Император не без основания был доволен своими финнами. Когда в 1830 г. поляки подняли восстание, лейб-гвардейский Финляндский стрелковый батальон отправился на его подавление, участвовал в параде победы в Варшаве и получил в награду от императора Георгиевское знамя с надписью: «За отличие при усмирении Польши в 1831 г.» Поляки потеряли свое государство, финны таковое обрели.

Однако экономические и духовные узы финнов со Швецией оставались прочными еще долгое время. Завоеванные Россией провинции Новой Финляндии развивались как органическая часть шведской культурной сферы на Балтике. Их связи с Петербургом были незначительными. Ведущий финляндский политик-хозяйственник Л.Г. фон Гартман (Haartman) заметил уже по прошествии значительного времени (в 1855 г.), что Финляндия отделена от России непроходимыми лесами и связана с нею лишь Карельским перешейком. В сознании высшего сословия Петербурга в течение всего столетия Финляндия оставалась своего рода глухой колонией, оказаться в которой было наказанием как для солдата, так и для чиновника. Генерал-губернатор Закревский называл Финляндию «моя Сибирь».

Отдаленность и окраинный характер Финляндии сказывались также в том, что размещенные на ее территории войска в качестве отдельного корпуса были поставлены под командование генерал-губернатора, так же, как в Восточной Сибири. О том, что Финляндия не представляла интереса в военном отношении и ее положение до Крымской войны не считали находящимся под угрозой, свидетельствует незначительная численность войск — около 12 тыс. человек, тогда как в период завоевания и во время Крымской войны она превышала 50 тыс. человек.

Контакты между Финляндией и Петербургом оживились только с открытием в 1837 г. пароходного сообщения, правда, оно осуществлялось только в период навигации и поначалу только через Таллин. Сайменский канал связал Восточную Финляндию с экономической зоной Петербурга, однако он был построен только в 1856 г. Решающую роль в активизации связей между Финляндией и Петербургом сыграло строительство Петербургской железной дороги, завершенное