Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын Страница 66

В таких настроениях тоже проявлялся «материальный фактор», так как «лимитчики» вторгались в очередь на жилье.

Проявлялся «материальный интерес» и в других сферах — иностранцы, посещавшие СССР, выяснили, что в Москве такси по ночам доступно только для тех, кто даст большую цену, а также что «прошли дни, когда гостиничный персонал держал социалистическое достоинство, отказываясь от чаевых»[1220].

Приобретали большую актуальность в этой сфере и «отрицательные» с точки зрения тогдашнего законодательства явления. Из-за дефицита расширялась «спекуляция» (по определению, данному в ст. 154 УК РСФСР, — «скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы»), стали формироваться «потребительские группы» на основе обмена материальными ценностями и услугами, в которые вовлекалось все большее и большее число людей[1221]. В итоге люди часто имели возможность купить больше, чем им предлагала скудная государственная торговля[1222]. Гражданам СССР приходилось «выкручиваться», «доставать» необходимые товары и услуги через злоупотребление служебным положением, «блат», взятки, систему «ты мне — я тебе» и другими доступными способами. Пример можно привести также из сферы загородной недвижимости — в 1973 г. московские власти установили «многочисленные факты… использования служебного положения при приобретении стройматериалов и возведении личных дач», а также «случаи приема в садоводческие коллективы по принципу знакомства или родства»[1223].

С одной стороны, система «доставания» товаров народного потребления и продуктов питания путем «спекуляции», «по блату» и пр. позволяла некоторым людям обеспечить себе нормальное существование, однако, с другой стороны, многих граждан наличие таких явлений в советском обществе обескураживало.

Они с возмущением задавали партийным руководителям вопросы: «Почему не ведется активная борьба со спекуляцией?», «Почему на колхозных рынках не установлены «потолки» цен?»[1224].

Л.И. Макарова выявила, что «спекуляция возникает там, где имеет место несовершенство информации, ее асимметрия. И в этом случае появляется возможность «заработать» именно на несовершенстве информации». Это весьма верное наблюдение. В то же время нельзя полностью согласиться с ее выводом, что «в условиях централизованно планируемой социалистической экономики» «уровень неопределенности» был невысок[1225]. В отношении «товаров народного потребления» и продуктов питания в СССР как раз и была неопределенность — практически никто из потребителей (кроме немногочисленных людей, руководивших системой торговли), не знал, что, где и когда будет «выброшено» на прилавок. И даже руководители торговли, очевидно, не знали, сколько всего товаров произведено в стране или закуплено за границей и будет направлено в продажу.

Когда люди «доставали» что-то для себя или якобы «спекулировали», продавая на рынке или «по знакомству» принадлежавшую им одежду, обувь и другие вещи, — это еще полбеды. Намного серьезнее и убыточнее для государства была проблема «несунов», которые похищали материальные ценности с предприятий или учреждений, в которых они работали. Стремление «заработать» любым, в том числе нелегальным, способом проникло и в среду молодежи: «Многие юнцы, с грехом пополам закончившие школу, уже прикидывают, на чем бы сделать бизнес, что купить и перепродать», — писали читатели «Известий» в 1979 г.[1226]

Опасной проблемой для советской системы стал рост «теневой экономики» (или «второй экономики»), состоявшей в деятельности частных подпольных цехов и целых предприятий, организаторы которых использовали с целью получения прибыли государственное сырье (т. е. фактически похищали его) и производственные мощности, а также труд людей, являвшихся работниками государственных предприятий.

«Теневая экономика» значительно активизировалась еще в период правления Н.С. Хрущева — в начале 1960-х гг., в связи с либерализацией экономической политики внутри страны и ослаблением профессионального ядра службы БХСС[1227], вызванной ведомственными реорганизациями[1228]. Однако наиболее значительное ее развитие произошло в 1970-х и 1980-х гг. — если в 1960 г. «вторая экономика» давала 3,4 % ВНП страны, то в 1988 г. — до 20 %[1229].

С 1970-х гг., как пишет Г.И. Ханин, впервые после НЭП «теневая экономика» начала оказывать серьезное воздействие на экономическую жизнь СССР и стала ее крупным фактором. «Приписки», распространенные в ряде отраслей, и плохо обоснованные нормы расхода материальных ресурсов открывали возможности продажи «налево», например, автобензина и строительных материалов. Первоначально особо крупные размеры «теневая экономика» приобрела в республиках Закавказья, особенно в Грузии и Азербайджане. С конца 1960-х гг. стали расти масштабы обворовывания государства и населения в Москве, а в начале 1970-х гг. в городе уже функционировала система организованных хищений в торговле, сфере обслуживания и местной промышленности[1230].

В 1971 г. жители Москвы сообщали властям, что в овощных магазинах «качество продукции, поступающей с плодоовощной базы, хуже, чем… продукции, поступающей непосредственно из колхозов и совхозов»[1231]. Действительно, работавшая в городе «торговая мафия», получив в свои руки сеть городских плодоовощных баз, развернула активную деятельность по перепродаже части колхозной и совхозной продукции через рынки. Продукция низкого качества поступала в сеть государственных магазинов, а первосортная — на рынки, где продавалась по завышенным (в сравнении с государственными) ценам. Результаты этой нелегальной деятельности причудливо отразились в государственной статистике: по ее данным, плодоовощные совхозы практически ничего не производили, тогда как рыночные прилавки ломились от свежей зелени, фруктов и овощей, поступивших якобы от частных лиц. Статистики сделали на этом основании ложный вывод о фантастически высокой производительности приусадебных участков и крайне низкой урожайности и неимоверных потерях при уборке совхозной и колхозной продукции[1232].

В 1975 г. московские власти отмечали, что в городе «имеется немало фактов хищения социалистической собственности, спекуляций, поборов», которые составляли около 20 % общего числа ежегодно регистрируемых преступлений[1233]. На самом деле, как выяснилось позже, подлинные масштабы «спекуляции» были минимум в 200 раз выше официально заявленных[1234].

Еще более широкомасштабная система «теневой экономики» и коррупции сложилась в республиках Средней Азии, особенно в Узбекистане[1235]. Интересно, что в конце ноября 1982 г. Ю.В. Андропов объявил на пленуме ЦК КПСС, что в сельском хозяйстве «добились неплохих результатов», в том числе «выращен неплохой урожай хлопка»[1236], а буквально через несколько месяцев Прокуратура СССР начала расследование «хлопкового дела»: оказалось, что размеры приписок в Узбекистане достигли нескольких миллионов тонн хлопка, в результате чего государству был причинен ущерб, измеряемый миллиардами рублей[1237].

Масштабы «теневой экономики» начали выходить на свет только в начале 1980-х гг., когда в стране прошел ряд «коррупционных» процессов («рыбное», «сочинско-краснодарское», «хлопковое» и другие громкие дела). В «теневую экономику» были вовлечены десятки