Наследие Рима. Том 2. Kрестовые походы - Олег Николаевич Слоботчиков Страница 65

Что касается Жослена, продолжая играть в свою игру, он поскакал к дворцу и, изображая величайший ужас, бросился к ногам Иоаннa Комнина, сказав, что население Антиохии восстало, что он тщетно пытался успокоить ее, которую он был почти разорван на куски и спасся только благодаря быстроте его лошади. Неизвестно, понравилась ли эта комедия императору, но за пределами народа восстание было в самом разгаре. Византийские солдаты, удивленные внезапностью бунта, атаковали посреди этого лабиринта улиц, неспособные перегруппироваться, оказались безоружными и неспособными защитить себя. Иоанн Комнин понимал, что его переворот провалился. Защищаясь от неудач, он пригласил баронов успокоить народ, заявив, что произошло недоразумение, и объявив о своем уходе. Видя себя играющим, он, как добрый византийец, хотел сохранить лицо. Маленькая речь, которую Гийом де Тир произнес здесь перед Раймундом де Пуатье, имела изящество фаблио. Это история Ренарта, который оказался в ловушке и хочет выйти с достоинством. Император относится к Раймунду как к своему лучшему другу и «приказывает» ему сохранить цитадель вместе с остальной частью города как верного вассала Империи. Со своей стороны, Раймунд и Жослен энергично дезавуируют «безумную мафию», безответственные элементы, разжигавшие это абсурдное восстание. Иоанн Комнин делает вид, что убежден в их добросовестности, и на следующее утро снова отправляется в Малую Азию после совершенно дружеского прощания с двумя франкскими князьями. Но при сохранении дипломатической видимости моральный разрыв между франками и византийцами стал свершившимся фактом, к великому несчастью как византийцев, так и франков, ради единственной выгоды ислама.

Никто не был более удовлетворен, чем атабек Алеппо Зенги, увидев распад франко-византийской коалиции. Он немедленно возобновил свои посягательства. Верный своей программе, прежде чем снова атаковать франков и именно для того, чтобы иметь возможность атаковать их с большей вероятностью, он попытался поглотить другое турецко-сирийское королевство, Дамаск. В мае-июне 1138 г. он приказал жителям Дамаска уступить город Хомс. В октябре 1139 г. он взял у них Баальбек, не без того, чтобы содрать кожу с сопротивлявшегося ему губернатора и распять солдат гарнизона; но эти зверства усилили враждебность жителей Дамаска к нему. Когда Зенги осадил их город в декабре 1139 года, они энергично сопротивлялись под командованием своего визиря, старого турецкого капитана по имени Унур, «Айнард», как он пишет, любопытно называя свое имя, из хроники «История Ираклия». Чтобы отразить вторжение Зенги, Унур без колебаний обратился к франкам. С этой целью он послал к королю Фульку самого привлекательного из послов, эмира Усаму, из великой арабской семьи принцев Чейзар.

Сам Усама оставил нам историю своих бесед с Фульком. «Мне сказали, – сказал последний ему, – что ты благородный рыцарь. Однако я совершенно не знал, что ты рыцарь». «О мой господин, – отвечает Усама, – я рыцарь в манере моей расы и моей семьи. Что вам особенно нравится в рыцаре, так это то, что он худой и длинный. Эмир совершил несколько поездок в Фульк и без труда убедил его: если Зенги, который уже владел Мосулом и Алеппо, все же захватит Дамаск, франкская Сирия скоро будет брошена в море. В качестве платы за вмешательство франков правительство Дамаска также обязалось восстановить Фульку приграничную площадь Панеас или Банияс. Фульк, который призвал франкскую армию пойти и освободить Дамаск, не пришлось сражаться.

Узнав о его приближении, Зенги снял осаду и вернулся в Алеппо (4 мая 1140 г.). Нет сомнений в том, что вмешательство короля Иерусалима спасло независимость Дамаска. В знак благодарности и в соответствии с данным словом глава правительства Дамаска Унур пришел помочь Фульку вернуть себе Панеас (июнь 1140 г.). Тогда союз двух дворов стал довольно тесным.

Унур в сопровождении эмира Усамы даже побывал в Фульке, а затем в Сен-Жан-д’Акре. Во время этого визита они восхищались, как знатоки, «большим ястребом с тринадцатью перьями на хвосте», которого генуэзец дрессировал для охоты с журавлями. Фульк тут же представил их. В Тверии старый коннетабль Гийом де Бюрес предложил в их честь турнир. Отношения между эмирами и рыцарями были настолько проникнуты доверием, что франкский лорд предложил забрать сына Усамы домой, «чтобы воспитать его в науке рыцарства». В Иерусалиме Усама подружился с тамплиерами. «Когда я посетил Иерусалим, – рассказывает он сам, – я вошел в мечеть Аль-Акса, которую занимали тамплиеры, мои друзья. Рядом была небольшая мечеть, которую франки превратили в церковь. Тамплиеры предоставили мне эту маленькую мечеть, чтобы я молился». Однажды только что высадившийся крестоносец хочет помешать эмиру совершить коранические заклинания, тамплиеры бросаются на нетерпимого персонажа, изгоняют его и извиняются перед Усамой: «Он иностранец. Он не знает этой страны!» И Усама подчеркивает, насколько сожительство с мусульманами изменило отношение франков в Сирии. Со своей стороны, эмир, посетивший церковь Святого Иоанна Крестителя в Себасте, поражен рвением латинских монахов, которых он видел, читавших молитву.

Таким образом, король Фульк наслаждался результатами своей мудрой мусульманской политики. Дружба визиря Дамаска гарантировала ему от любого нападения из Алеппо. Спасенный им великий арабский город стал его лучшим союзником. Внутри тоже, после бурь и ранней драмы, пришло умиротворение. Королева Мелиcенда забыла память об Гуго де Пюизе и обратилась к преданности. Именно тогда произошла самая глупая случайность, положившая конец правлению. Это было поздней осенью 1143 года. Двор находился в Акpe. Однажды – вероятно, 10 ноября – Мелиcендa захотелось отдохнуть на прекрасном лугу Акpы, «у фонтанов». Фульк решил сопровождать ее на охоте, но, когда он гнался за зайцем, его лошадь споткнулась и упала на него, раздробив ему череп. Король оставался в коме и умер вечером третьего дня.

14.

Второй крестовый поход: Мелисенда Иерусалимская

У короля Фулькa осталось двое маленьких детей: Балдуин III, 13 лет, и Амори, которому было всего 7. Балдуин III был провозглашен королем при регентстве своей матери Мелиcенды. Летописцы описывают его с этого времени как очень одаренного подростка, рано повзрослевшего благодаря чувству своей ответственности. Что касается Мелисенды, то бури ее юности остались далеко позади.

Теперь она была «доброй леди», набожной и капелланом, очень ревнивой к своему авторитету и «более опасавшейся баронов, чем простых людей».

Но если она правильно управляла королевством, исчезновение Фулька жестоко ощущалось в княжествах севера: именно тогда франки потеряли Эдессу. Мы видели, как граф Эдессы Жослен II показал себя хуже легендарного героя, чье имя он носил. Сын первого Жослена и армянской принцессы, он, казалось, отрицал свое горное происхождение, а также свое франкское