Эпидемии и народы - Уильям Макнилл Страница 45

реконструкцию историю заболеваний для остального мира. С высокой вероятностью большинство новых заболеваний, к которым адаптировались популяции Европы и Дальнего Востока Евразии между 1 и 1200 годами н. э., прежде эволюционировали в Индии и на Среднем Востоке. Похоже, можно быть вполне уверенным в том, что чума так или иначе проникала на восток и на запад по морским маршрутам Индийского океана, а заболевания с сыпью и лихорадкой, случавшиеся и в римском, и в китайском мире, прибывали сухопутным путем, то есть примерно (хотя в конечном итоге и не обязательно) с территорий Среднего Востока.

Появившаяся в Римской империи чума достигла также Месопотамии и Ирана[159] и могла оказать на эти регионы столь же опустошительное воздействие, как и в Средиземноморье. Поскольку поддержание работоспособности ирригационных сооружений требовало масштабных ежегодных усилий, о любом сокращении населения в Месопотамии чутко свидетельствовали заброшенные каналы, которые некогда эксплуатировались. Современные исследования обнаруживают подобное отступление за несколько поколений до арабского завоевания в 651 году, а после этого сокращение населения продолжалось[160]. Нет оснований предполагать, что мусульманские пришельцы наносили какой-либо слишком значительный ущерб ирригационной системе, поскольку арабы уже были знакомы с ирригацией и не были заинтересованы в уничтожении потенциальных налогоплательщиков. Поэтому представляется вероятным, что демографический баланс Месопотамии нарушило нечто иное, Хотя неустойчивость ирригационных систем уже могла возникнуть из-за засоления и других технических затруднений, повторяющаяся подверженность чуме дает достоверное объяснение крутому демографическому спаду в Месопотамии, которым сопровождались арабские завоевания VII века и который продолжился в дальнейшем.

Что касается Индии, то наличие там храмов для поклонения божеству оспы{25} демонстрирует, что это заболевание (или некое родственное ему) имело существенную значимость для индуистской части субконтинента с незапамятных времен, сколь бы продолжительными они ни были в историческом смысле. К сожалению, отсутствие источников не позволяет составить список индийских столкновений с инфекционными заболеваниями до 1200 года.

***

Поскольку оспа и корь особенно показательны, когда они обрушиваются на незнакомое с ними население, а чума показательна в любых своих проявлениях, этим заболеваниям принадлежит почти монопольное положение в письменных источниках в тех случаях, когда возможны предположения, какие именно болезни стали причиной внезапной и крупномасштабной гибели людей. Однако те же самые изменения моделей коммуникации между людьми, благодаря которым происходило распространение этих инфекций в новых регионах, очевидно, обеспечивали циркуляцию и других заболеваний вне их прежних пределов. Представляется, что именно таким был случай болезни, которую современные медики называют проказой, поскольку исследование более 18 тысяч скелетов не продемонстрировало никаких ее признаков до VI века н. э., когда она появилась в Египте, Франции и на Британских островах[161]. С другой стороны, кожные болезни, которые совпадают с ветхозаветными табу в отношении проказы, должны быть гораздо старше. В Европе появление специальных домов для прокаженных фиксируется уже в IV веке н. э.[162] однако этот факт не следует интерпретировать как свидетельство появления нового заболевания.

Это, вероятно, было следствием обращения в христианство римских властей, которые восприняли всерьез библейские предписания относительно того, как следует обращаться с лицами с обезображивающими кожными заболеваниями.

Другие заболевания также могли обрести новый географический размах в первые столетия христианской эры.

Некоторые из них, например туберкулез или дифтерия и грипп, наряду с различными формами дизентерии, могли способствовать убыли населения в сопоставимом с оспой, корью и чумой масштабе. Кроме того, прежде грозные локальные заболевания могли исчезать, когда им приходилось конкурировать с какой-либо вторгающейся извне инфекцией — как будет показано в следующей главе, есть по меньшей мере некоторые основания предполагать, что это происходило в более поздние времена, когда европейцев поражали новые, более радикальные эпидемии.

Инфекционные паттерны никогда не приходили к единообразию, однако, несмотря на бесчисленные локальные вариации, определяемые климатическими и прочими экологическими факторами, представляется обоснованным вывод, что в кругу цивилизаций Старого Света возник гораздо более близкий к единству ареал инфекционных заболеваний, ставший результатом возникновения постоянных торговых контактов в I веке н. э. Прошло достаточно времени для того, чтобы к X веку были выработаны биологические адаптации, вызванные этой перестановкой инфекционных паттернов, результатом чего стало возобновление роста населения в каждой из территорий цивилизации. Соответственно начали увеличиваться вес и масштаб Китая и Европы относительно Среднего Востока и Индии. Именно вокруг этого обстоятельства и можно выстроить дальнейшее описание всемирной истории.

Кроме того, есть основания для уверенности в том, что к этой циркуляции заболеваний с центром в более старых территориях цивилизации присоединялись периферийные народы на всем пространстве Азии, а также этот процесс распространялся на Восточную и Западную Африку.

Мусульманские и христианские торговцы и миссионеры проникали далеко в глубь евразийской степи и северных лесных территорий; другие первопроходцы цивилизации просачивались в Африку. Повсеместно они должны были нести с собой потенциальные контакты с болезнями цивилизации, по меньшей мере случайные, спорадические, проявлявшиеся один раз в поколение или столетие.

Время от времени должны были происходить и массовые вымирания некоторых прежде изолированных популяций. Однако если говорить о тех, кому удавалось выжить, то у степных народов адаптация к новым эпидемиологическим паттернам Старого Света, похоже, происходила почти столь же быстро, как в Северо-Западной Европе.

Основанием для подобного утверждения является то, что для тюрков и других кочевников, проникавших в территории цивилизации в Азии или Европе, это, похоже, не оборачивалось особенно острыми последствиями в части заболеваний. Если бы у этих кочевых захватчиков совершенно не было опыта болезней цивилизации в их степной родине, они бы очень быстро вымерли.

Завоевания и этническая экспансия, которые тюрки и монголы смогли осуществить до 1000 года, а еще более зримо в дальнейшем, попросту не смогли бы состояться, если бы у этих народов не был достигнут и не поддерживался некий уровень иммунитета к болезням цивилизации, почти эквивалентный тому, что преобладал в самих ее крупных центрах. Все, что известно о торговых моделях и политических структурах евразийской степи, делает это вероятным, а фактически и совершенно определенным. Частые перемещения на длинные расстояния и периодическая концентрация в крупные сборища для набегов или (в случае монголов) для большой ежегодной охоты обеспечивали исключительно благоприятные возможности для обмена и распространения среди кочевников инфекционных заболеваний, а также, как свидетельствуют китайские источники, это способствовало даже тому, что данные заболевания иногда передавались менее мобильным цивилизованным популяциям.

На территорию большей части Африки торговля и исламские миссионеры проникали точно таким же способом, как и другие мусульманские торговцы и миссионеры, блуждавшие по евразийской степи, причем, предположительно, почти с тем же эпидемиологическим эффектом. Однако во многих районах Африки заболевания, характерные для этого континента, представляли собой более грозные барьеры для вторжения чужаков, чем что-либо подобное, имевшееся в