Извращённое чувство - Эмили Макинтайер Страница 8

— Послушай, я… — он замолкает, переводя взгляд с моего лица на что-то позади меня и обратно. — Я не доверяю посторонним. Мое наследие — это ты и то, что создала наша семья. «Sultans» была нашей с тех пор, как мой отец приехал сюда с мечтой построить империю, зная, что однажды она перейдет ко мне, а затем к моему собственному сыну.

Его слова бьют меня по лицу и являются суровым напоминанием о том, что, несмотря на все, чем я являюсь для своего отца, есть еще кое-что, чем я не являюсь.

Сыном.

— Компания «Sultans» принадлежит этой семье, — продолжает он. — Всё, что у меня есть, — твоё.

— Тогда позволь мне управлять ей, — говорю я, и мой голос становится тверже.

Это мой шанс доказать ему, что я стою больше, чем он думает. Я не мечтаю управлять многомиллиардным конгломератом. У меня степень по психологии, а не по бизнесу, и я понятия не имею, что, черт возьми, делать, но я могу научиться. Я сделаю всё, чтобы его имя и наследие нашей семьи продолжали жить, если это то, что ему нужно от меня.

Он смеется, но это пустой звук.

— Ты — свет в моей жизни, Ясмин. Но тебе не суждено жить в моем мире.

— Это нечестно, Баба. Я…

— Нет, — перебивает он. — Я сделал всё, что мог, чтобы защитить тебя. Чтобы… оградить тебя от неприятных сторон моей жизни. И есть вещи, которые ты, возможно, не смогла бы понять, и за которые никогда не смогла бы простить меня, если бы узнала.

Я приподнимаю брови и откидываюсь на спинку кресла, высвобождая свои пальцы из его рук.

— Я знаю больше, чем ты думаешь.

Он смеется, протягивая руку, чтобы похлопать меня по тыльной стороне ладони.

Раздражение сжимает мне грудь. Если бы я была мужчиной, это бы даже не обсуждалось. Он, вероятно, приглашал бы меня на все свои встречи с самого детства, учил бы меня «неприятным» вещам, ожидая, что я буду слушать и учиться. Тот факт, что у него нет человека, которого он ищет, — того, кто мог бы возглавить «Sultans», в жилах которых течет кровь Карам, — это его собственная вина.

Я не такой нежный цветок, каким он хочет меня видеть.

— Если ты выйдешь замуж, твой муж сможет принимать решения от твоего имени как единственный акционер, а я смогу спокойно умереть, зная, что две самые важные вещи в моей жизни остались в надежных руках. В руках семьи.

У меня болит грудь от того, как быстро бьется сердце, и такое ощущение, будто вокруг черепа натянули резиновую ленту. Но, несмотря на все это, я понимаю, что вот он. Тот момент, когда я могу рассказать ему об Эйдане. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь взять себя в руки.

— Вообще-то у меня есть кое…

Прежде чем я успеваю закончить фразу, он начинает кашлять. И кашляет. И кашляет. Звук громкий и отдается в его больных легких, прежде чем сорваться с его губ. Внезапно он отпускает мои руки.

Я смотрю, как он сгибается пополам, пока у него не начинают слезиться глаза. Он достает из кармана носовой платок, и красные пятна, проступающие сквозь ткань, заставляют меня проглатывать слова, как желчь, позволяя им обжигать горло, а не отравлять воздух. Я не могу рассказать ему об Эйдане прямо сейчас. Не могу разочаровать его выбором, которого он никогда бы не хотел для меня. Не сейчас, не когда он в таком состоянии.

Мои ноздри раздуваются, отчаяние охватывает меня, когда я наблюдаю, как мой отец борется со своей болью, прося о последней услуге.

Но как он может просить меня об этом?

Как я могу отказать?

Он медленно вытирает рот, и одинокая слезинка скатывается по его лицу и падает на клочковатую бороду, которая только начала отрастать, когда он вернулся домой из хосписа и навсегда прекратил лечение.

При любых других обстоятельствах его волосы были бы признаком надежды, стойкости. Теперь это просто еще одно напоминание о том, что его дни сочтены.

— Пожалуйста, — шепчет он, его голос слаб.

В моей голове вспыхивает мысль, растекаясь по мозгу, как кислота. Вот почему он хотел, чтобы я встретилась с этим человеком за ужином. Он занимался сватовством.

Предательство оседает у меня на языке, как порошок. Все это время, все эти годы я кивала и соглашалась на все, о чем бы он ни просил, я, как хорошая маленькая девочка, посещала все школы-интернаты и курсы этикета, и никогда не перечила. Я поступила в колледж и получила «респектабельную» специальность, вместо того чтобы получить степень бакалавра изобразительных искусств в области фотографии, как мне хотелось.

А когда он заболел, я, не раздумывая, помчалась домой, зная, что у меня еще будет время разобраться в своей собственной жизни, потом.

Потом.

Он умирает, напоминаю я себе.

Я поднимаю взгляд, смотрю ему в лицо, ощущая тяжесть того, чего он от меня требует, словно весь мир свалился мне на плечи.

Он избегает моего взгляда, и я знаю, что ему тяжело находиться в таком состоянии передо мной. Он всегда был для меня опорой, и я обязана поступить также.

Я обязана ему всем.

— Хорошо, Баба. Как пожелаешь.

4. ДЖУЛИАН

Я стискиваю челюсти, подслушивая под дверью разговор Ясмин и ее отца. Я не удивлен, услышав, что Али говорит, что ей нужно выйти замуж, поскольку я уже знал, что это произойдет, но внутри меня всё равно разгорается огонь.

Честно говоря, я немного оскорблен тем, что он не додумался предложить мне жениться на Ясмин. Полагаю, это связано с нашей разницей в возрасте или с тем фактом, что он «видит во мне сына». Но есть мысль, которая укоренилась с тех пор, как я узнал, что он приводил женихов, которая шепчет, что, возможно, как и все остальные, он не считает меня достаточно достойным.

У меня в груди щемит от этой мысли.

Это неважно.

У меня еще есть время подрезать ниточки и переставить их, пока марионетки не будут двигаться так, как мне нравится. Как только Али умрет, у меня не будет нужды в принцессе, которая думает, что кровь, текущая в ее жилах, и деньги, на которых ей посчастливилось вырасти, делают ее лучше всех остальных.

Мое сердце подскакивает к горлу, когда из-за тяжелой деревянной двери раздается кашель, и в тот же момент телефон вибрирует у меня в кармане, заставляя меня отшатнуться.

Сделав глубокий вдох, я качаю головой и достаю