В твоих глазах - Амабиле Джусти Страница 34

— У меня не было времени что-либо прочитать, — рассеянно пояснил он. — А теперь, если вы не возражаете… — Он сделал вид, что погружен в написание чего важного. Бессистемно написал несколько строк в ежедневнике, проигнорировал студентку без полумер, и в конце концов она вышла из класса, нахмурив брови.

Оставшись один, Байрон заметил, что Франческа всё ещё в аудитории. Сидит высоко и далеко. Она как будто ждала.

— Мисс Лопес? — воскликнул он официальным тоном. — Не могли бы вы подойти поближе? Мне нужно вам кое-что сказать.

Пока она спускалась, Байрон изо всех сил старался не смотреть на неё. Он смотрел на бумагу перед собой, и только когда Франческа приблизилась, понял, что всю дорогу задерживал дыхание.

— Вам понравилось моё стихотворение, профессор? — она задала вопрос, повторяя тон блондинки — нараспев и со вздохами.

— Как ты? — спросил он, немного понизив голос и не обращая внимания на провокацию.

Франческа ответила ему взаимностью, в свою очередь проигнорировав вопрос.

— Я вижу, ты пользуешься большим успехом у студенток, дорогой профессор. — Она демонстрировала жизнерадостность, но за ширмой иронии скрывалось что-то смутно-истерическое. В её взгляде появился металлический блеск. Движения рук были нервными. — Как ты себя организуешь? Ведёшь список? Записываешь в очередь? Выдаёшь номерок, как на почте? А тирамису ты готовишь для всех или меняешь вид десерта?

Байрону хотелось пожать ей руку, чтобы встряхнуть, заставить замолчать. Чтобы обнять. После прочтения её стихотворения самым насущным желанием было именно это: обнять. Но он не мог. Он оглянулся, как вор, пока Франческа устраивалась на краю кафедры, за которой он сидел во время лекции.

— Как ты? — снова спросил он. И затем, хрипловато: — Эти стихи…

— Что? Ты поступаешь как учителя, которые смотрят на рисунки учеников и интерпретируют их по-своему? Может, ребёнок рисует одного из своих родителей с огромной рукой, держащей меч, и головой кролика в другой не потому, что отец психопат, убивающий беззащитных животных и бьющих своих детей прутом, а потому, что он играл в бейсбол в перчатке, а потом пришил голову плюшевого кролика с помощью большой шерстяной иглы. Вещи не всегда такие, какими кажутся.

— И какие они?

— Это тебя ни капельки не касается. Тебе просто нужно оценить, передало ли стихотворение что-то для тебя, тронуло ли оно тебя, а не заниматься психоанализом. Оно тебя тронуло?

— Оно меня напугало.

— Это хорошо, думаю. Было бы хуже, если бы оно тебя опечалило. Грусть — это пустая трата времени. И раз уж мы заговорили о том, что нельзя тратить впустую… Когда трахнемся?

Байрон зыркнул на неё.

— По крайней мере, говори тише, — прошипел он сквозь зубы.

— Конечно, извини, не дай бог, чтобы твоя репутация университетского принца была запятнана открытием, что ты делаешь со своими студентками.

— Это была ошибка, я уже говорил и повторю ещё раз. Больше ничего не случится. И я ничего не делаю со своими студентками.

«По крайней мере, не слишком часто».

— Так что тебе от меня нужно? Зачем позвал? Ты просто хотел понять, бил ли меня отец прутом и не порезал ли он всех моих бедных кроликов?

— Как ты?

— Ты всё время спрашиваешь, как я. Что именно ты имеешь в виду? Рана на лице заживает хорошо, видимо, я не стану монстром. Я выкурила всего три сигареты. Сделала часовую пробежку, обнаружила ларёк, где продаются вкусные булочки с гуавой, похожие на те, что в детстве мне готовила мама. Если хочешь, я дам рецепт, и ты сможешь испечь их для мисс Хлопающие ресницы. Но, возможно, тебя это не волнует, может, ты просто хочешь знать, что я чувствовала после того, что мы сделали три дня назад? Я бы сказала, — это было очень расслабляюще. По этой причине хочу повторить этот опыт. И заинтересована углубить.

Байрон приблизился к ней, не обращая внимания на то, где они находятся, ни на то, что он рискует. Одна его часть определённо была в ярости, другая оказалась в плену болезненного желания. Если бы он мог потакать воплям своего животного начала, то овладел бы ей прямо сейчас, на кафедре. Сегодня Франческа была одета в тёмно-зелёное пальто поверх джинсовой юбки-трапеции и низкие сапоги. Внешний вид был отнюдь не чувственным. И всё же она привлекала его, интриговала, делала части тела твёрдыми, а сердце нежным. Он мечтал задрать её юбку до талии и переплести их пальцы, пока они оба будут кончать. Но, конечно, это были абсурдные мысли. Он не должен был и не мог ввязываться в роман с одной из своих студенток, да ещё такой проблемной. У него уже была гораздо более, чем проблемная женщина на протяжении десяти лет, и всё закончилось так, как закончилось. Да и трахаться без истории он себе позволить не мог. Тогда уж лучше заняться кем-нибудь из клиенток Dirty Rhymes. Нет, нет, он должен был вернуться в строй. Он даже не станет больше спрашивать, как она себя чувствует. Он никогда больше не будет думать о ней и… Чёрт побери! В университете ему пришлось нелегко. Он плотнее завернулся в блейзер. Если бы ему сказали, что он превратится в постоянно возбуждённого героя любовного романа, он бы не поверил. Но вот он: стоит в лекционном зале колледжа, одолеваемый неловкой эрекцией. Как в шаге танго — он практически был готов сорвать с себя одежду и схватить её. Нелепо, он был смешон. Голодный, он был голоден.

— Всё в порядке, профессор? У тебя лицо человека, который хотел бы меня оттрахать, но делает вид, что не хочет. Ты можешь не беспокоиться, что я кому-то расскажу или что я хочу эксклюзив. Можешь продолжать печь лакомства для всех цыпочек, которых захочешь. Мне просто нужна небольшая разрядка. А ты симпатичный, выглядишь здоровым, и я уверена, что справишься неплохо. Так когда и где?

— Никогда и нигде, — грубо ответил он. — Повторяю в последний раз: всё, что началось, должно закончиться. Я вижу, с тобой всё в порядке. Можешь идти.

Она пожала плечами. Потом улыбнулась, как равнодушная сучка.

— Как скажешь. Мне не потребуется много времени, чтобы найти другого.

Эти слова, вместо того чтобы успокоить, вошли в его грудь и сдавили что-то неопределённое между рёбрами. Импульсивным жестом, чего до этого момента избегал, Байрон схватил её за руку. Франческа, собиравшаяся уходить, едва не