Гнев изгнанника - Монти Джей Страница 24

— Если так тебе легче спится, Оукс, — я стараюсь занять руки, застегивая сумки, чтобы не обхватить ими его горло. — Хочешь просрать свою жизнь? Пожалуйста, но меня в это не втягивай.

— Вот в чем дело, да? Боишься, что из-за торговли тебе придется втыкать иглу в руку, как твоему дорогому папочке? — его злобный смех разносится по комнате. — Он мертв – поплачь над его могилой и выкинь его из головы, блять.

Бетонная дамба, которую я построил в своей голове, чтобы никого в нее не пускать и запереть себя снаружи, взрывается. Осколки цемента разрывают мои внутренности, и из меня вырывается кровавая река безудержной ярости.

Мой кулак встречается с его челюстью, и до моих ушей доносится приятный хруст. Окли спотыкается и падает на пол с глухим грохотом, из его рта течет кровь.

Каждый гребаный день я держу рот на замке. Сдерживаю эту ярость. Запертую за стиснутыми зубами и напряженными мышцами. Потому что в тот момент, когда я отреагирую, я только подтвержу то, во что все верят. Что я просто еще одно гнилое яблоко, упавшее с родового дерева Синклеров.

Моя грудь вздымается, когда я хватаю его за грязную белую рубашку.

— Рискни еще раз сказать что-нибудь про моего отца, Окли. Дай мне, блять, повод оставить тебя давиться собственной кровью.

— Иди на хер, Джуд! — он сплевывает кровь из раны на губе. — Иди на хер ты, твоя высокая мораль и твоя обида на весь мир. Ходишь тут, будто ты слишком хорош для этого места. Изгнанный, но все еще с папиными деньгами в кармане.

Понимая, что если я останусь здесь еще на минуту, я убью его, я бросаю его худощавое тело на пол. Перекидывая обе сумки через плечи, я в тусклом свете замечаю свои разбитые костяшки пальцев.

— Ты продаешь кокаин и марихуану подросткам. Думаешь, если руки не дошли до героина, ты лучше меня? Ты все равно наркоторговец. Ты не лучше меня. Мы, блять, одинаковые! — кричит он с пола, пытаясь подняться с помощью кровати.

То, что я не переступил с героином черту, не делает меня лучше Окли. Сейчас у меня достаточно мужественности, чтобы признать, что он прав.

Я смотрю на парня, которого в юности называл другом, и который сейчас слабо и неуверенно стоит на ногах, накачанный наркотиками. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что я, может, и не лучше его, но я не такой, как он.

Оставив его в комнате, я выхожу за дверь, и его слова, брошенные мне вслед, ударяют меня в спину.

— Не возвращайся, когда тебе некуда будет пойти! У тебя ничего нет!

У меня есть выбор.

Когда я был ребенком, у меня его не было. Я не мог сбежать от наркотиков, выпивки и жестокого обращения. Но я уже не ребенок. Я сам принял решение жить в притоне, торговать наркотиками, убеждая себя, что альтернатива гораздо хуже.

Я обманывал себя.

Нет судьбы хуже, чем стать таким, как мой отец.

Глава 7

Первый грех

Фи

22 августа

Мои любимые субботы пахнут бензином и дымом.

В Пондероза Спрингс есть только одно место, где можно найти и то, и другое.

— Грязная победа, Дром.

Струя дыма вырывается из моих губ и плывет по ветру к чернильному небу. Держа косяк между двумя пальцами, я лениво наклоняю голову в сторону, чтобы увидеть, как Атлас ударяет кулаком по кулаку Андромеды.

Под ней мурлычет Yamaha, гладкая и хищная, сверкая в тусклом свете прожекторов, которые кто-то установил здесь много лет назад. Нам обоим потребовалось не менее трех дней, чтобы правильно наклеить эту гребаную розово-белую виниловую пленку, но конфетно-розовые акценты на фоне песчаной местности действительно выглядят круто.

К тому же, это очень в стиле Андромеды, так что это определенно стоило всей головной боли.

Она заглушает двигатель, ставит оба потертых кеда Converse в грязь и ногой сбрасывает подножку. Кровь сочится из ссадины на колене, ткань выцветших джинсов разорвана от неприятного контакта с асфальтом.

Эзра, наверное, уже забил Акселя Вэнса до полусмерти, но когда он увидит ее ногу, он, скорее всего, достанет его с того света, чтобы убить еще раз.

— Спасибо, — улыбается она, и ее розовые волосы, похожие на сахарную вату, касаются плеч, когда она кладет шлем на бензобак и опирается на него локтями. — Не могу понять, Аксель идиот или просто дерьмовый водитель. Кто, блять, так входит в поворот?

Я выпустила кольцо дыма в ее сторону, закинув ноги на руль и прислонившись спиной к обтекателю.

— Парень с эго, которое говорит ему, что он лучше умрет, чем проиграет девчонке.

Мотоцикл Акселя после гонки теперь можно сравнить с раздавленной консервной банкой, и, скорее всего, он уже на полпути к свалке, благодаря услугам самой мерзкой буксировочной компании в городе.

Но никто на ржавых трибунах не проронил за него ни слезинки. Как только они услышали, как металл скрипит друг об друга, и увидели, как кожа трется об асфальт, они только закричали еще громче.

Здесь нет пощады.

Нет медицинских работников, которые бы прибежали, чтобы осмотреть его окровавленный лоб и разбитое плечо. Нет пит-стопов, где можно было бы заменить его пробитую шину и избежать аварии.

Кладбище не принимает пленных. Оно берет то, что хочет, а остальное оставляет гнить.

Пондероза Спрингс оставил когда-то знаменитую гоночную трассу погибать в восьмидесятых. Расположенная между бесконечным лесом и суровым побережьем Орегона, это место, о котором забыло само время.

Пока анархия не вернула его к жизни.

Теперь его расколотый асфальт любит раскрывать пасть, чтобы проглотить гонщиков целиком.

Призрак.

Злобный, голодный дух, который имеет ненасытный аппетит к хаосу.

Для некоторых это хаос, для меня – нирвана.

— Ты сегодня участвуешь в гонке? — спрашивает Энди, приподняв бровь, глядя на мои закинутые ноги и расслабленную позу.

Я держу косяк между зубами, достаю из лифчика смятую игральную карту и машу ей.

— Пиковая дама.

Гонки здесь проходят по случайной жеребьевке, это игра на удачу, которая делает все еще более интересным. Хочешь погонять, вытягивай карту. Дама червей едет с дамой бубен, дама крести – с дамой пик