В твоих глазах - Амабиле Джусти Страница 24

— Но ты всегда моя студентка.

— Если хотел держаться на расстоянии, то делал бы это с самого начала. Вместо этого я уже несколько дней вижу тебя рядом. И не говори мне, что ты зашёл только для того, чтобы выступить в роли шеф-повара: ты хочешь меня трахнуть. Не волнуйся, я не хочу, чтобы мы занимались этим ради оценок или бонусов. Я не собираюсь шантажировать тебя или требовать что-то, что мне не причитается.

— И по какой же тогда причине?

— Какая разница, по какой причине. Главное, чтобы у тебя не будет проблем и никто об этом не узнает. А остальное — это уже развлечение.

— Я предпочитал тебя, когда ты предлагала мне убраться с твоего пути.

— Уверена, твоя голова делала такое предпочтение. Но у меня такое чувство, что твоё тело оценило перемены. У тебя есть презерватив? — Он качает головой, всё в большем замешательстве. — Ты не слишком дальновиден. Тогда мы просто подстроимся.

Я подхожу ещё ближе. Моё сердце разрывается. Что я делаю? Что говорю? Я не знаю, а знаю только, что должна действовать. Если отступлю, то буду думать о Маркусе до завтра, до следующего месяца и следующие триста долбаных лет. Или придумаю что-нибудь похуже.

«Так что дерзай, Франческа. Пробуй, меняйся, расти, живи. Забудь».

Так что шаг от мысли до действия становится коротким. По сравнению с ним биение крыльев бабочки — это торнадо.

Я толкаю Байрона к единственному во всём доме креслу. Он падает на сиденье с растерянным, обескураженным выражением на лице. Сдавшийся и возбуждённый, он наблюдает как я, встав на колени у него между ног, расстёгиваю молнию на его джинсах. Металлическое шипение звучит почти как голос, призывающий к тишине.

«Ты определённо идеален, профессор, у тебя он даже не маленький. Не знаю, чего ещё могу желать».

Это так странно, так странно, так чертовски странно и необычно на вкус, эта кожа, этот мужчина, который не Маркус, после многих лет, когда у меня во рту был только Маркус. Мне хочется остановиться, сбежать в свою комнату, повернуться спиной к потолку и навсегда потерять память, но я не делаю этого. Я остаюсь и лижу его, словно с каждым движением моего языка отступают стены гробницы, что заточила меня.

Байрон, откинувшись на спинку кресла, не перестаёт смотреть на меня. Я чувствую его глаза в своих волосах, его дыхание резкое и сладкое одновременно. За мгновение до того, как кончить, он гладит прядь моих волос. Не для того, чтобы подтолкнуть или заставить меня. Он просто прикасается ко мне. Байрон стонет и вздрагивает в кресле, прикасаясь ко мне.

— Глаза цвета морской волны… — шепчет он.

«Смотри на меня так, будто я тебе противна.

Не улыбайся мне».

Как только я встаю, он хватает меня за руку и тащит к себе. Я падаю ему на колени. Моё лицо так близко к его лицу, что я искренне боюсь. До этого я не испугалась его члена, а теперь боюсь его губ. Я чувствую руку на одной щеке, рядом с раной.

— Ещё болит? — спрашивает он.

Я не отвечаю. Мне не по себе. Сердце так и рвётся наружу, словно рёбра не могут сдержать его галоп. Какой же я паршивый человек, что могу отсосать едва знакомому парню, но не могу выдержать тяжести его доброго взгляда? Я шлюха, я шлюха, я…

Он целует меня. Целует меня. Целует. Без слов и просьб его губы оказываются на моих. Я никогда не целовала мужчин с бородой, но его рот достаточно нежный и мягкий, что не раздражает. Он ласкает мою кожу. Его язык — это кусочек бархата. Моя голова — кузница, полная искр. Одной рукой Байрон поддерживает мою шею сзади. Другая его рука лежит на моей груди. На моём животе. Между ног.

Что-то в том остатке разума, который у меня ещё работает, туманно подсказывает мне, что нужно остановиться, но я не могу. Я не могу повиноваться себе.

Впервые за столько лет, впервые после Маркуса ко мне прикасается мужчина. Нежность, с которой он погружает пальцы в моё тело, смущает меня больше, чем грубость. Большим пальцем он поглаживает лоно, двигаясь внутри в нежном темпе, затем всё менее и менее нежно, а потом всё более возбуждающе. Когда кончаю, его язык лижет мой язык. Я издаю изумлённый крик в его рот со вкусом шоколада.

— Ты прекрасна, глаза цвета моря, — говорит он.

На несколько мгновений я замираю, прислонившись к его груди, в тишине. У меня такое чувство, что то, чем мы занимались, ещё более интимно и опасно, чем настоящий секс. Если бы мы извивались на полу, выкрикивая на стены непристойные слова, я бы боялась меньше.

Мне следует быть осторожной, я должна не допустить, чтобы новые воспоминания причинили мне боль. Я не должна обманываться его сладостью и своей собственной. Мне следует воспринимать произошедшее, этот мимолётный секс, таким, какой он есть: хороший способ получить удовольствие после многих лет, когда в лучшем случае я ласкала себя в темноте.

Я встаю, быстро поправляя одежду. Смотрю на него: его брюки всё ещё на коленях, джемпер натянут над животом. Искушение снова нагнуться между его бёдер настолько сильно, что мне приходится сменить комнату, перенести свои ноги и свои намерения в другое место.

Я ухожу в спальню. Маленькое зеркало — вертикальная полоска, в которой я отражаюсь так редко, что каждый раз вижу себя по-другому, — возвращает мне тревожное зрелище. Я бледна, под глазами синеватые круги, волосы взъерошены, губы влажные и припухшие.

«Никто никогда не полюбит тебя именно по этой причине. Такие девушки, как ты, годятся только для того, чтобы делать минет. Если однажды тебя покрывает грязь, то ты не можешь от неё избавиться, она въедается в твою душу и становится клеем».

Мне нужно покурить. Я ищу сигареты в рюкзаке. Пока роюсь, задеваю ладонью браслет Маркуса. Тогда, поддавшись импульсу, я делаю то, о чём потом могу пожалеть. Я поджигаю его зажигалкой. Я словно участвую в ритуале: высокое красное пламя цвета индиго охватывает, а затем поедает эту несчастную ниточку, за которую я когда-то отдала бы жизнь и у которой теперь её отнимаю.

Я наблюдаю, как печальный прямоугольник скручивается, а затем умирает, причём так быстро, что у меня даже не остаётся времени на раздумья. Короче говоря, это выжженный ореол на полу.

Яростно затягиваясь, я поднимаю взгляд, он стоит у двери. Профессор оделся и смотрит на меня.

— Это