Без памяти во лжи - Настя Петухова Страница 22

Может, это её сестра?

Но как такое возможно?! Глупое стечение обстоятельств или чей-то продуманный план? С этим следует разобраться, и как можно скорее.

Глава 23: Селена

Селена

Сижу на кровати, прижавшись спиной к подушкам, и перевариваю слова, сказанные Аресом.

Сирота. Выросла в приюте.

Он говорил достаточно уверенно. Не играя, не пытаясь обмануть меня. К тому же человек его статуса и влияния наверняка бы проверил слова женщины, вошедшей в его жизнь.

А, значит, это правда.

Правда, которая не находит отклика в моём сердце, но с которой мне предстоит жить бок о бок, пока я не вспомню...

Мы оба молчим. Каждый из нас погружён в свои мысли. Напряжение, повисшее в комнате, становится практически осязаемым, пока его не прерывает деликатный стук в дверь.

— Войдите, —мужпервым приходит в себя.

Дверь открывается.

На пороге появляется пожилой мужчина с пристальным, сканирующим взглядом. В руках он держит чёрный чемоданчик, потрёпанный временем. Судя по всему, это доктор, о котором упоминал Арес.

Он встаёт с кресла, бросает на меня короткий, нечитаемый взгляд и говорит:

— Мне нужно на работу.

Его голос звучит ровно, деловито, но я не могу понять, что скрывается за этими словами.

Он уходит, закрывает дверь за собой, оставляя меня один на один с доктором — абсолютно посторонним мужчиной.

Смотрю на пустое кресло, где только что сидел мой...муж, и думаю: поедет ли он действительно на работу? Или сломя голову умчится к своей Веронике, решив, что роль заботливого супруга отыграна до конца?

Эта мысль царапает меня, будто острая заноза, и я отгоняю её, сжимая пальцы в кулаки. Особо не помогает, но...

Мне не должно быть дела.

Не должно!

Доктор, кажется, не замечает моих внутренних терзаний. Подходит ближе, ставит чемоданчик на тумбочку и открывает его с тихим щелчком, который в тишине комнаты кажется громким треском.

Мужчина проверяет мой пульс, прикладывает холодный стетоскоп к груди, светит фонариком в глаза. Я молча выполняю его указания: дышите — не дышите и другие, позволяя ему беспрепятственно делать свою работу. Его движения уверенные, привычные, где-то даже осторожные. Чувствую себя под ними маленькой девочкой, о которой по-настоящему заботятся. Это... непривычно.

— Вы идёте на поправку, — говорит с облегчением, словно действительно переживал о моём состоянии. Он убирает стетоскоп и смотрит на меня поверх круглых очков с толстой оправой. — Но вам не помешает ещё неделю провести в постели, чтобы полностью восстановиться. Авария, тяжёлая болезнь — всё это сильно подкосило ваше здоровье. Надо поберечься, Селена.

Имя, произнесённое из его уст, царапает мой слух, но я молчу. Да и чем мне возразить? Другого имени я не знаю... может, его и нет вовсе. Может, Арес прав. Нет у меня никакой семьи, а мама лишь плод моей фантазии, отравленной высокой температурой.

Доктор собирает свои вещи и бросает на меня последний взгляд перед уходом:

— Отдыхайте.

— Спасибо, — еле слышно произношу в уже закрывшуюся за ним дверь... которая снова внезапно открывается.

Вздрагиваю от неожиданности.

Неужели он что-то забыл?!

Но это не он.

Ко мне в комнату заглядывает Арес. Он уже в пальто, выглядит ухоженным: волосы аккуратно уложены, щетина стала чуть меньше, более аккуратной. Он успел привести себя в порядок, пока доктор проводил осмотр.

В руках у Ареса что-то чёрное, блестящее. Он делает шаг внутрь и протягивает мне... телефон — новый, последней модели. Отчего-то мне кажется, я никогда прежде не держала в руках подобного. Какое-то новое ощущение.

— Вот, — кладёт его на кровать рядом со мной. — Там пока только мой номер. Если что-то понадобится, звони.

Удивлённо смотрю сначала на телефон, потом на него и обратно.

Его голос звучит спокойно, почти мягко, и это сбивает меня с толку. Он говорит со мной так, будто наконец-то верит, что я ничего не помню. Будто принимает мою пустоту за правду. И ведь это правда — я действительно не знаю ничего в этом доме. Он для меня чужой, как незнакомая страна, где я не понимаю языка и не знаю дорог.

— Хорошо, — отвечаю тихо и беру телефон в руки.

Провожу пальцем по экрану, будто пытаюсь найти в нём что-то знакомое. Но там только его имя — «Арес». Один контакт и больше ничего. Чистый лист, как и я сама.

Муж кивает, смотрит на меня ещё мгновение, потом разворачивается и уходит.

Дверь закрывается, и я вновь остаюсь одна.

Тишина обволакивает меня. Густая, почти осязаемая. До побелевших костяшек сжимаю в руках телефон, затем с трудом разжимаю пальцы и кладу его на тумбочку. Мои пальцы дрожат, и я не знаю, от слабости это или от чего-то другого.

Откидываюсь на подушки, закрываю глаза.

Егозабота всё ещё кружится в голове — бульон, чай, телефон, скорый приезд доктора с отношением, в корне отличающимся от отношения другого персонала.

Это так странно, так не похоже на мою жизнь в последние пару недель.

Я помню его злость, его холод, его уход к Веронике.

Но два дня, как он сказал, он был здесь, рядом. Не кричал, не обвинял, не смотрел на меня, как на врага.

Почему? Что между нами изменилось?

Или это просто игра, чтобы я расслабилась, чтобы я доверилась ему, а он снова нанесёт мне удар?

Открываю глаза и смотрю на комнату.

Окружающий меня мир до сих пор кажется чужим и далёким. Моё восприятие этого места, которое Арес называет нашим домом, не изменилось.

Холодный, безжизненный, лишённый тепла и уюта особняк.

Я не знаю, где что лежит, не знаю, как открыть эти тяжёлые шкафы, не знаю, где мне найти элементарные вещи.

Я здесь словно потерянный гость, который не помнит, как сюда попал!

Телефон лежит рядом, и я снова беру его в руки. Открываю экран, вижу его имя. «Арес».

Я могла бы позвонить ему прямо сейчас, сказать... что?

Что я боюсь?!

Что не знаю, кто я? Что его забота пугает меня больше, чем его гнев?

Кладу телефон обратно, сжимаю одеяло, натягивая его до подбородка. Нет. Я не позвоню. Не сейчас.

Поворачиваю голову, смотрю на пустое кресло, где он спал. Он был здесь два дня, не уходил, не бросил меня.

Почему?

Чтобы вытащить правду, как он однажды сказал? Или... потому что ему не всё равно?

Пугаюсь этой мысли.

Я не верю, но его взгляд, полный искреннего, как мне кажется, беспокойства,