Правило Шестьдесят на Сорок - Элли К. Уайлд Страница 19

Черт. Просто спроси, идиот. Это всего лишь музыка.

Я бросаю взгляд в ее сторону и обнаруживаю, что Джуди уже смотрит на меня. Как только наши взгляды встречаются, она тут же отворачивается к красному хэтчбеку19 впереди.

— Кто тут на кого пялится? — спрашиваю я.

— Я пыталась понять, как ты вышел из дома, не заметив, что кофе по рубашке расплескано.

Черт. Вот и доказательство того, каким неряшливым я выглядел, собираясь забрать ее. Но футболка под клетчатой рубашкой чистая. Она изо всех сил пытается скрыть улыбку, играющую в уголках губ, и меня вдруг переполняет раздражение от ее дерзости.

— У меня к тебе вопрос, — говорю я.

— Пас.

— Как ты сформировала такое… определенное мнение обо мне? — ничуть не смущаясь, продолжаю я.

Ее лицо появляется в поле зрения, брови грозно нахмурены.

— Это ловушка?

— Что ты имеешь в виду?

Ее брови взлетают еще выше.

— Ты серьезно спрашиваешь? Или ищешь повод снова вышвырнуть меня из проекта?

Ее слова выбивают из колеи.

Честно говоря, я не думал, что она когда-нибудь упрекнет в этом. Я был козлом не раз за карьеру — эта работа умеет выгрызать душу и оставлять на ее месте лишь угольки — но никто и никогда не осмеливался сказать это в лицо.

Я чувствую, как жар приливает к шее. Быстрый взгляд на Джуди показывает, что она смотрит на меня с абсолютным спокойствием. Но губы плотно сжаты в тонкую линию, которая говорит о том, что она ждет ответа, ждет, когда я отвечу за грехи, раз уж открыл эту тему.

А я не могу этого сделать, не признавшись, что просто теряюсь рядом с ней. А этого не могу сделать, не почувствовав себя полным идиотом. Она же меня ненавидит.

— Если ты о том, что я говорил… — начинаю я.

— Я знаю, о чем ты говоришь, — перебивает она, и в голосе звучит такая твердость, что становится не по себе.

Я отрываю взгляд от дороги и вижу, как она смотрит на руки, и, черт возьми, неужели ее подбородок дрожит? Она на грани слез, и в животе все сжимается так сильно, что к горлу подступает тошнота.

— Можешь хотя бы сказать почему? — спрашивает она, голос вдруг становится таким тихим, что мне хочется броситься под копыта разъяренного быка и умолять растоптать себя. — Потому что если это из-за того, что случилось в «Ниволи»… Я имею в виду то, что сказала на встрече. Мне правда очень жаль. Я не хотела обидеть твоего партнера. Но прошло столько лет. Сколько еще я должна за это расплачиваться?

Я хмурюсь, когда хэтчбек притормаживает и, включив поворотник, сворачивает налево. Вот она, истинная причина ее извинений во время экскурсии. Мой разум тогда был слишком перегружен, чтобы уловить суть. Джуди думает, что я разозлился из-за того, что она наехала на партнера.

Если бы только знала, что та ночь значила на самом деле.

Большую часть жизни я был опорой для мамы и Пенни. Я чувствовал ответственность за них. За благополучие и, самое главное, за счастье. Это желание двигало мной все эти годы, через кулинарную школу и все то дерьмо, которое ждало на пути к карьере. Темная сторона работы, о которой никто не говорит, не такая уж гламурная, как ее показывают по телевизору: отвратительная рутина, мизерная зарплата и бесконечные часы работы, из которых можно выбраться только вперед ногами. Я пережил кокаиновое безумие, социопатических боссов и словесные оскорбления, которые сыпались с такой регулярностью, что я давно перестал их замечать. Однажды я с ужасом наблюдал, как шеф-повар метнул мясной нож в одного из поваров.

Ради мамы и Пенни я держал рот на замке, опускал голову, терпел унижения и смотрел, как умирает социальная жизнь, которая и так была не слишком бурной. Меня поддерживала лишь уверенность в том, что в конечном итоге я смогу сделать жизнь лучше для нас троих. Я хотел отплатить маме за все ее труды после ухода отца.

Это чувство ответственности распространилось и на персонал, когда мне доверили первую кухню. А потом, когда открыл свои рестораны, у меня появились собственные команды, о которых нужно было заботиться. Обязанность делать все правильно, как бы трудно это ни было. Делать все необходимое для ресторанов, для команды, для семьи — не думая о том, сколько перьев при этом полетит. Только без кокаина и летающих ножей.

Две недели назад, после экскурсии, Джуди казалась всего лишь очередным препятствием. Еще одной мелкой проблемой, которую нужно решить на пути к завершению проекта, стараясь при этом не сойти с ума.

Но в ту ночь в «Ниволи», наблюдая, как она несется по коридору и уничтожает придурка так, как я сам не мог себе позволить, не рискуя бизнесом, — это стало для меня всем. Ощущение, что у тебя есть союзник. Она поддержала меня, даже не зная об этом, потому что, черт возьми, как же тяжело просить о помощи, когда та нужна. Это обратная сторона взросления в десять лет.

Как рассказать Джуди обо всем этом, не раскрывая другую сторону? О том, что именно в ту ночь я потерял голову. Боролся с желанием упасть на колени и умолять позволить отплатить ей, о чем бы ни пожелала. И, возможно, я бы так и сделал, если бы отец не вернулся через пару дней и не разрушил мою жизнь.

Я окончательно и бесповоротно все испортил, не так ли? Пытался держать ее на расстоянии, а в итоге лишь обеспечил ненависть. Убил все шансы быть с ней, даже не осознавая, что на самом деле этого хочу. Теперь лучшее, что я могу сделать — это попытаться хоть как-то исправить ситуацию.

Джуди сидит, повернувшись на сидении, прижав лоб к стеклу. Мы молчим уже добрых двадцать минут, а я все еще пытаюсь переварить весь этот хаос.

— Ты попала в неприятности из-за того, что я позвонил Диане?

Ее недовольное выражение лица я вижу только в отражении стекла.

— Это серьезный вопрос? Клиент попросил босса убрать меня с проекта. С первого проекта, который доверили вести самостоятельно. И, кроме всего прочего, это сделал ты, а ты далеко не безымянная пешка в бизнесе. Конечно, я попала в неприятности.

Черт. Тошнота подкатывает к горлу. Я — настоящая, конченая сволочь.

— Ну, это… это не то, чего я хотел, — говорю я, и собственные слова звучат пусто и фальшиво.

Джуди поворачивается, и один взгляд застает меня врасплох, даже прежде, чем успеваю разглядеть выражение ее лица.

— А чего ты