Благочестивая одержимость - Энса Ридс Страница 18

Мои глаза расширились от шока, а затем моя мать закричала. Как только раздался выстрел, в заведении начался переполох. Я слышала, как внизу кричали люди, началась давка, каждый из них испугался выстрела, который они только что услышали. Я застыла, моему мозгу потребовалось много времени, чтобы осознать то, что только что произошло. Я посмотрела на стол и увидела, что у Ланги не было половины лица, а кровь растеклась по всему столу, словно кто-то открыл кран с водой под самым высоким напором. Я бросила взгляд на своё белое платье и увидела, что оно покрыто кусочками мозгов и брызгами крови, затем прикоснулась к своему лицу, которое было покрыто тёплой липкой жидкостью. Я повернулась к маме и увидела её полный ужаса взгляд. Она кричала, отодвигая стул назад, пытаясь убежать. Но её ноги подкосились, и она сразу же упала на пол, не в силах оторвать глаза от этой сцены, продолжая истерично кричать. Я посмотрела на Сальваторе. Он всё ещё держал в руках пистолет, но на этот раз направлял его в сторону моего отца, который уже лежал в луже собственной крови на полу, подстреленный сзади. Видимо, он пытался сбежать, прежде чем Сальваторе выстрелил ему в колени. Я поняла это по пятнам крови на светло-бежевом костюме, который сегодня надел отец. Мой отец тоже кричал, а его лицо исказилось от боли. Я наблюдала, как Сальваторе закурил сигарету, из дула его пистолета до сих пор выходил дым, и тогда ко мне, наконец, вернулась способность реагировать. Я начала кричать так громко, что из моих ушей пошла кровь.

Глава 7

Как единственный ребёнок в семье, я росла окружённая чрезмерной заботой и вниманием. Моя жизнь была спокойной и безмятежной. Мне никогда не приходилось убивать пауков или переживать печальную смерть моих домашних питомцев. Мои родители просто заменяли их, утверждая, что они удивительным образом прожили более двенадцати лет, в то время как средняя продолжительность жизни моих домашних питомцев редко превышала пару лет. Поэтому первый опыт столкновения со смертью был шокирующим. Раньше я смотрела документальные фильмы о преступлениях, и была одной из тех девушек, которые, готовив себе еду смотрели передачи о жестоких убийствах, при этом оставаясь совершенно спокойными. Однако теперь, столкнувшись с реальностью, я почувствовала, что моя безмятежность и равнодушие исчезли.

То, что произошло на моих глазах, выходило за рамки моего понимания. Я поняла, что схожу с ума, сидя на полу и выдирая волосы из головы. Я всхлипывала, блевала, кричала от страха и ужаса, заново проживая эту кровавую встречу. Каждый раз, переживая этот момент снова — чувствовала, как мозги разбрызгиваются и попадают на мою кожу. Поэтому я держала глаза открытыми, стараясь не моргать, и визжала во весь голос, как банши, забившись в угол спальни. Меня затащили сюда после того, как я увидела труп Ланги, лежащий прямо передо мной, и половину её лица, забрызгавшего моё платье и лицо.

На мне всё ещё было белое платье, которое было покрыто засохшей кровью, и белого цвета на нём практически не осталось. Вокруг меня была рвота, поскольку я никак не могла перестать опорожнять содержимое своего желудка. Образ трупа Ланги, ощущение её плоти на моем теле, которые я обнаружила даже на ладонях — вызывало у меня физическую боль. Стены спальни, которые раньше были белыми, теперь покрыты кровавыми отпечатками моих рук, из-за того, что я карабкалась по ним и билась в дверь, пытаясь найти выход.

Боясь за свою судьбу, я слышала звуки вдалеке — крики отца.

Они доносились сквозь стены спальни, в которой я находилась, отдаваясь эхом в комнате, и я поняла, что его пытают. Его крики были смертельными, раздирающими внутренности и леденящими душу. Я могла только представить, что Сальваторе делал с ним. Не было никаких сомнений: Сальваторе был настоящим монстром, и я ненавидела его.

Я боялась его и всей его сущности.

— Отец! — кричала я, колотя кулаками по стенам, взывая к нему. Я не чувствовала больше боли в ушах, не обращала внимания на кровь, вытекающую из них, стекающую по моему лицу. Меня не волновала ни капля боли, которую я испытывала. — Ма! Ма! — не знала, что мой голос может быть таким громким, у меня никогда не было причин кричать так, как я кричала в данный момент. Я кричала нечеловеческим, отчаянным, и сломленным голосом… будто призываю ад.

Я была одна, запертая в комнате, где звуки криков моего отца пронзали воздух громче, чем я когда-либо могла представить, и я рыдала, заткнув уши, стараясь заглушить его отчаянные крики, вопли и мольбы о пощаде. Он был где-то далеко, но его крики... преодолевали любые расстояния, словно он кричал прямо перед моим лицом, а не в другом месте.

Люди Сальваторе привезли меня сюда. Я не могла определить, где нахожусь, знала лишь, что сижу в спальне, запертая и лишённая возможности сбежать. Я не могу описать, как выглядит дом и машина, в которую меня затащили, не помню мужчин, которые меня привезли. Всё, что осталось в памяти — это то, как они тащили меня по лестнице.

— Ма! — кричу я, и с каждой секундой боль в моей душе становилась тяжелее. Вкус крови в горле был омерзительным. Мне казалось, что я кричала так долго, что горло начало кровоточить, но меня это не волновало, мне нужна была моя мама, нужен был мой отец — я просто хочу сбежать отсюда.

Кажется, что моя молитва была услышана, потому что двери спальни распахнулись, и в комнату вошли два мужчины. Мне было всё равно на страх. Я и так стояла на коленях, мой взгляд был прикован к их фигурам, и всё, что я делала — кричала во всю мощь своих лёгких.

— Помогите! Кто-нибудь, помогите мне! — но мужчины никак на это не отреагировав, подошли ко мне, пытаясь меня поднять. Я продолжала бороться, вырываться, кричать, пытаться вырваться из их крепкого захвата, но все мои усилия были напрасными. Они выносили меня из спальни, пока я продолжала рыдать и умолять о помощи.

Неужели так чувствовали себя все прошлые жертвы Сальваторе? Были ли их последние минуты похожи на мои? Они тоже боролись, кричали, молили о помощи? Участвовал ли мой отец в этих пытках?

Поэтичная история. Она напоминает о французской революции, когда те, кто обладает властью, начинают войну против своих