Сопротивляться бессмысленно - Юлия Резник Страница 14

Пальцы сжимают стальной корпус телефона. Леша недавно звонил, но я снова жду новостей. Или какого-то другого сигнала от вселенной, что худшего не случится.

О том, что задумал отец, мне сообщила мама. И я ей поверила тут же, потому что усомниться в решимости папы мог только тот, кто совершенно его не знал. С виду тихий, спокойный, покладистый, отец производил впечатление абсолютно неконфликтного человека, но это вовсе не означало, что он не способен постоять за свое.

Стоит об этом подумать, как тут же вспоминается случай из детства. Однажды маму здорово напугал пьяный сосед. Та прибежала домой, на эмоциях обо всем рассказала папе. Тот выслушал ее и куда-то засобирался. А когда он все с таким же невозмутимым видом вернулся домой, его руки были в крови. Мама, конечно, всполошилась. Стала причитать, что насилие ничего не решает. А отец молча вымыл руки и принялся есть только что сваренный борщ, как если бы он понятия не имел, о чем она говорит.

Одно непонятно — почему, зная, какой отец, мама решила, что ему можно рассказать о случившемся! Думала, это другое? Может быть. Он же нормальный человек, а не убийца… Или…

Я встаю. Прохожу по комнате. Снова сажусь. Тянет позвонить Лёше. Но если бы у него появились какие-то новости, он бы сам написал. А отвлекать его в такой ситуации — последнее дело. Складываю руки на животе, будто пытаюсь себя удержать от никому не нужных сейчас порывов. Говорят, страх сковывает. Не верьте. Страх — это когда тебе нужно двигаться, а ты не знаешь, в каком направлении. Это когда ты хочешь закричать, но молчишь из последних сил. Это когда каждая минута, как натянутая струна — еще чуть-чуть, и оборвется, вспарывая плоть и ломая кости.

Я включаю голосовое и перезаписываю его уже в третий раз.

— Лёш… Скажи только, что ты успел. Что всё нормально. Я не знаю, выдержу ли, если что-то пойдёт не так. Пожалуйста, помоги. Пожалуйста, Лёшенька-а-а…

Стираю. Отправлять не буду. Не хочу его отвлекать.

Только откладываю телефон, тот начинает вибрировать, вытаскивая меня из болота тревоги. Я хватаю айфон и, не глядя, кто звонит, прижимаю к уху:

— Алло!

— Ну, привет, малыш.

Тегляев! Я замираю. Пальцы начинают дрожать. Первый порыв — сбросить тут же. И внести в черный список очередной номер, но разве это решит проблему?!

— Привет, Иван. Ты зачем звонишь?

— Соскучился.

— Не стоит. Между нами все кончено. Я серьезно.

— Это я и хотел обсудить.

— По-моему, здесь совершенно нечего обсуждать.

— Лично мне так не кажется. Согласен. Я перегнул палку. Мне очень жаль. Но за это ты меня уже наказала, правда?

— Я? Наказала?

— Ну-у-у-у, чисто по-человечески, скажем прямо, ты себя повела неправильно. Тебя приютили, тебя любили… А ты?

Меня будто током бьёт. Я поднимаюсь, начинаю ходить по комнате.

— Странная у тебя любовь, Вань. Она мне чуть было не стоила жизни.

— Сказал же — перегнул, — умасливает меня Тегляев, но я слишком хорошо его изучила, чтобы не чувствовать набирающую обороты грозу внутри него. — Больше такого не повторится. Возвращайся домой, маленькая. У меня для тебя кое-что есть. Тебе понравится.

— Иван, услышь меня, пожалуйста. Я не шучу…

— Цену себе набиваешь? — издевательски хмыкает тот.

— Да нет же! Просто не могу так больше. Все. Прости…

— У тебя кто-то есть? Волков? Он тебя перекупил, что ли?

— Господи, почему ты говоришь, будто я шлюха какая-то?! Ты же з-знаешь, что у меня кроме тебя… — от возмущения я начинаю задыхаться. А Тегляев, как настоящий вампир, получив от меня нужную ему дозу эмоций, опять становится добреньким.

— Не шлюха! Ты моя девочка, да… Только моя. Так было, так есть, и так будет. Сама же знаешь, я прав. Прекращай ерепениться и возвращайся домой. Я подумал, что нам нужно двигаться дальше…

— Куда-а-а? — стону я, четко понимая, что до него просто невозможно достучаться! Я злюсь, что мне приходится тратить на это время.

— Куплю тебе дом, тачку… Хочешь Роллс-ройс? Родишь мне ляльку… Твои подружки-шлюшки сдохнут от зависти.

Тегляев хохочет, словно сказал что-то и впрямь смешное. А мне так мерзко от его смеха, боже…

— Нет. Между нами все кончено.

— Ты не можешь ничего закончить. — И снова его интонации меняются на противоположные. Голос наполняется чем-то зловещим. — Это не в твоей власти.

— Я уже закончила. А если ты будешь меня преследовать…

— То мне ничего не будет, — гадко ржет этот клоун. — Ты еще не поняла, дурочка? Я могу сделать с тобой что угодно. Могу сделать так, что ты сама ко мне приползешь и будешь лизать мне ноги, лишь бы я тебя принял…

Меня передергивает от отвращения. Телефон выскальзывает из влажной ладони.

— Не дождешься. Больше мне не звони!

Кажется, он начинает мне угрожать, но я его не слушаю. Отбиваю звонок, трясущимися руками отправляю все же в блок неизвестный номер и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу, отчего немного проясняется в голове, но лучше не становится. Наоборот — чувство тревоги разрастается с каждой секундой, вплетаясь в гул улицы и беспокойное биение сердца. Мне даже на секунду кажется, что, может, и правда будет лучше вернуться к прежней жизни. Безопасней и понятней — так точно. Но тут вновь оживает телефон. Я вздрагиваю так сильно, что ударяюсь виском об оконную раму. Сердце проваливается куда-то вниз. Я смотрю на экран, боясь увидеть снова неизвестный номер. Но это мама. Неуверенно провожу пальцем по дисплею, принимая вызов.

— Ну, что, Саби, есть какие-то новости? — Голос мамы звучит глухо и обречённо. Она явно плакала.

— Нет, мам. Я бы сразу тебе позвонила. Но раз Лёша обещал помочь, уверена, все будет нормально. — Я произношу это больше для себя, чем для неё.

— Господи, ну зачем я ему рассказала? Я же знала, каким он может быть! Просто не подумала… Ты только держись, доченька.

— Мам, пожалуйста, успокойся. Всё будет хорошо. Папа не дурак, он же понимает последствия. Да и Леша ему не позволит наломать дров, — повторяю я, заставляя сама себя поверить.

— Леша, Леша… только и слышу! А ты уверена, что ему можно доверять? Он же мент! — Голос мамы становится ещё тише.

— И что?

— Может, он с ними как раз заодно! Им показатели нужны, понимаешь? А тут такой подарок — сам идет в руки, считай.

— Перестань, мам. Он не такой.

— Ты про своего Ивана тоже так