Клятва, которую мы даем - Монти Джей Страница 14

Когда фальшивая дверь открывается, искусственный туман окутывает мои ноги. Я пробираюсь глубже в дебри «Вербены» и оказываюсь в токсичном убежище, предназначенного для двух суббот в каждом месяце.

Ночной клуб в стиле подпольного бара жив.

Светится. Жужжит. Горит.

Это сочетание калейдоскопа красок и экстази внутри. Я плыву по воздуху, прокладывая себе путь, а мысли кружатся в голове, пока я любуюсь неоновыми трубками, вырисовывающими замысловатые узоры на стенах, потолке и полу.

Музыка струится по моим венам. Она никогда не звучала лучше, чем в этот момент. Все мои запреты сняты, и все, о чем я могу думать, — это поиск нирваны.

В темноте ночи я ищу искусственное счастье, чтобы заполнить пустоту моих пустых дней.

Я иду к полупрозрачной барной стойке в самом центре клуба, освещенной изнутри, чтобы создать идеальный визуальный эффект для тех, кто находится в состоянии кайфа. Когда я подхожу к краю, мои руки касаются прохладного материала столешницы, позволяя ему остудить мое разгоряченное тело.

Я оглядываю людей, окружающих бар со всех сторон, — круглая конструкция бара дает барменам возможность обходить стойку с алкоголем и бокалами на 360 градусов. Мельком, я замечаю фиолетовые волосы и поднимаю руку, чтобы привлечь внимание Тинкс.

Эксцентричная барменша, с наполовину выбритой головой, бросает на меня знающий взгляд, обхватывая пальцами бутылку Casamigos Blanco7 и проходя мимо клиентов, пока не доходит до меня и не ставит передо мной пустую рюмку.

— Скучала по тебе в прошлую субботу, девочка, — серебряное колечко на губах блестит на свету, когда она говорит, наливая прозрачную жидкость в стакан передо мной. Я так завидовала ей в первый вечер знакомства.

Как она могла свободно преподносить себя, как вторую кожу, без наркотиков, без последствий. Она могла просто быть собой.

— Ты упустила мои деньги, — я подмигиваю, наклоняюсь над стойкой, чтобы взять солонку из контейнера, и передаю ей свой клатч, чтобы она спрятала его за барной стойкой на ночь.

— Те чаевые, которые ты оставляешь, оплачивают половину моей аренды, сучка, — она пожимает плечами. — Не могу винить себя за то, что подлизываюсь к тебе.

Я заливисто смеюсь, зная, что этот непривычный звук мне позволено слышать только из-за наркотиков. Грустная жизнь, не правда ли? Невозможно смеяться, пока не утонешь в химических веществах.

Половина ее арендной платы даже не отражается в моих счетах. Большинство людей здесь работают всю жизнь ради четверти моего богатства, а я только родилась в нем? Вряд ли это справедливо, ведь я заслуживаю этого не больше, чем Тинкс.

Все дело в том, что мы родились по разные стороны.

Я — в Пондероза Спрингс, а она здесь.

В месте, где правила — это скорее предложение, а авторитет всегда встречается с презрением. Жители так сильно отличаются от тех, кто живет всего в двадцати минутах езды отсюда. Здесь они придерживаются непримиримой позиции и страстно желают восстать против богатых.

Вест-Тринити-Фоллс не притворяется. Сама его суть — свидетельство человеческого стремления к свободе и жизни на собственных условиях. Даже если это означает балансировать на грани законности и вызова статус-кво8.

Вот почему дети Спрингс так отчаянно стремятся пересечь городскую черту. Здесь? Где соленая прибрежная вода смешивается с запахом костров, а ночь наэлектризовывает ваши вены, мы можем делать все, что захотим.

Именно поэтому я сейчас здесь, чтобы быть тем, кем я хочу. Чтобы сбежать от ночных кошмаров и дневных грез.

— Принеси мне лайм, и я заплачу за следующие три месяца, — легкомысленно говорю я, проводя языком по тыльной стороне ладони, прежде чем насыпать на нее соль.

Я бы дала ей больше, если бы она попросила, но она этого не сделает. Я бы, наверное, отдала ей все, довольствуясь тем, что буду гнить под мостом до конца своих дней.

— Эй! Мне нужно еще пива!

Когда дьявол не может до тебя дотянуться, он посылает пьяного, эгоистичного чувака.

Какой-то парень протискивается к барной стойке, врезается в меня и бьет пустой бутылкой по стойке.

— Тебе нужно заткнуться, мать твою, — я поворачиваю голову и хлопаю ресницами. — Но мы все не можем получить то, что хотим, не так ли?

Тинкс не сдерживает смех, выхватывает пивную бутылку и ставит ее перед этим придурком, чтобы он мог вернуться к своей группе друзей, прячущихся в углу и пялящихся на женщин, с которыми у них никогда не хватит смелости заговорить.

— Сука, — бормочет он в мою сторону, с усмешкой разглядывая меня с ног до головы.

— Слава богу! — я кладу руку на грудь, немного надувшись. — Я на секунду забеспокоилась, что нравлюсь тебе.

Я уверена, что он уходит в замешательстве, гадая, помогло ли ему его чрезмерное оскорбление одержать верх или нет, но, пока мой язык слизывает соль с тыльной стороны ладони, меня это не волнует.

— У тебя золотое сердце под этой стервозной внешностью, Уиттакер.

— Нет, — я качаю головой, прижимаю рюмку к губам и запрокидываю голову назад, позволяя текиле сжечь в моем горле каждую каплю ответственности. — Это все заговор, чтобы обмануть карму и заставить ее перестать трахать меня.

Я тянусь вперед, вырываю лайм из ее пальцев и вгрызаюсь в мякоть фрукта, позволяя цитрусовым добавить огня в мое горло.

Я не очень хороший человек.

Я грубая, злая и язвительная, меня переполняют игнорируемые травмы и вопросы, на которые я никогда не получу ответов. Единственный человек, о котором я могу заботиться, — это Лилак.

Я не хорошая. Я в полном дерьме, и этого не исправить.

Но сегодня это не имеет значения. Есть надежда, что с каждой песней ди-джея, с каждой порцией обжигающей текилы я смогу уйти домой в оцепенении и уснуть на несколько часов. Я не буду чувствовать абсолютно ничего, зарывшись поглубже под одеяло из алкоголя и экстази.

Все для того, чтобы избежать того, что мой разум был настолько слаб, что позволил мне влюбиться в своего похитителя. Все для того, чтобы избежать того дурацкого сообщения, которое, скорее всего, было тупым розыгрышем.

Все, чтобы отрицать, насколько я все еще пуста.

Еще одна рюмка, и я готова переместиться на танцпол, чтобы в нужный момент, когда эффект от этой запрещенной конфеты будет достигнут, почувствовать, как кайф накатывает на берег, прямо здесь, готовый утопить меня в блаженстве.

— Коралина?

Я вздрагиваю, плечи напрягаются, позвоночник становится стальным.

Анонимность, которую дарит мне Вест-Тринити-Фоллс, — это то, чего я жажду больше всего на свете. Лишь