Внутри - Катрин Корр Страница 11

Вот для чего следовало давно завести кота, который нуждался бы во мне круглосуточно.

— Мам…

— Прошу тебя, милая! — берет она меня за руки. — Вечер продолжается! Посидите с подругами на пирсе с бокальчиком вина. Или на качелях у беседки. Ты давно сюда не приезжала, а кроме тебя на них никто не катается.

— Хорошо, — отвечаю, немного подумав. — Меня уговорили качели.

Они с Кириллом смеются и возвращаются за стол, а я, только сейчас осознав, что оставила телефон в машине, потому что попросту в спешке забыла о нем, незаметно для многих проскальзываю между столами и иду к подъездной дорожке.

— Адель!

Ну, не так уж и незаметно.

— Адель, постой! — догоняет меня Богдан. Останавливаюсь, потому что он преграждает путь. — Прошу тебя, поговори со мной. Я со вчерашнего дня не нахожу себе места.

— Интересно, почему?

Он очень похож на своего отца. Такое же квадратное лицо, большие синие глаза и светлые с холодным отливом волосы с четким и ярко выраженным боковым пробором. Бедняжка Дарина тратит столько денег, чтобы добиться такого цвета, а мужчинам семьи Савельевых он дарован природой.

— Прошу тебя, прости меня! Я очень и очень сожалею, что сделал это. Адель, — смотрит он в мои глаза, — я не хотел причинить тебе боль. Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину. Прошу тебя.

— Я не хочу с тобой говорить, Богдан. Я даже видеть тебя не могу.

— Я понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — перебиваю. — Вчера я увидела другого тебя. И он мне не понравился. Он напугал меня.

Богдан запускает пальцы в свои идеально уложенные волосы и отступает от меня всего на маленький шаг, будто мои слова оттолкнули его.

— Я просто урод, — качает он головой. — Я знаю. Можешь мне не верить, но я сам от себя такого не ожидал и мне противно смотреть на себя в зеркало. Я заслужил всё, что ты обо мне думаешь. Только… прошу, не ставь на мне крест. Не лишай меня надежды, прошу тебя.

Теперь за голову хватаюсь я и отхожу от него на несколько шагов в сторону припаркованных машин, потому что это его упрямое нежелание принять очевидное уже вконец достало. Я чувствую, что могу не сдержаться, и совсем не хочу, чтобы у всплеска моих эмоций были случайные свидетели.

— Адель, постой…

— Богдан, что ещё я должна сказать, чтобы ты наконец понял, что ты мне не интересен? — спрашиваю, развернувшись к нему. — Что я считала и считаю тебя другом, который всегда был добр ко мне! Да, я продолжаю это делать, несмотря на то, что ты врезал мне вчера, перепутав с боксерской грушей!

— Не говори так, — трясет он головой. — Пожалуйста, не говори. Я ненавижу себя за это!

— А как мне сказать иначе? Я ведь и пыталась вчера объяснить тебе, что между нами ничего не может быть, кроме дружбы. Но тебе это не понравилось. И я бы точно не рискнула вновь поднять эту тему, не будь там, в нескольких метрах от нас, — указываю рукой на светящийся двор, — двести человек, среди которых есть мои родители. Потому что я боюсь тебя.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, Адель! — подходит он ко мне, но я инстинктивно отступаю. — Я не причиню тебе вреда! Обещаю, я…

— У меня больше нет в этом уверенности, — говорю спокойно, но решительно. — И я не думаю, что в ближайшее время всё будет, как раньше. Просто оставь меня в покое, прошу тебя.

Музыка становится громче, а вместе с ней и радостные вопли самых веселых гостей. Забавный контраст: для кого-то сейчас разворачивается целая трагедия, а у других праздничное и громкое настроение.

— У тебя кто-то есть? — спрашивает Богдан, опустив голову. — Только прошу, скажи мне честно, и я обещаю, что больше тебя не потревожу. Я не буду искать встречи с тобой и…

— Да, есть.

Его взгляд подпрыгивает и замирает на мне в немом возмущении.

— …Ладно, — произносит он, словно убеждая себя, — я понял.

— Надеюсь на это.

Оборонительно сложив на груди руки, в спешке обхожу его и быстрым шагом иду к своей машине. Не думаю, что он погонится за мной и, схватив за волосы, припечатает меня к земле. Но всё же несколько раз оборачиваюсь.

Схватив телефон с заднего сиденья, направляюсь к гостям, но на полпути останавливаюсь. Вероника с Кириллом танцуют медленный танец, напевая вместе с гостями известную песню. Они чудесная пара, в которой если и появляются какие-то проблемы, то решаются они конструктивными и спокойными диалогами.

Услышав громкий и пронзительный смех близняшек, похожий на визг куриц, резко меняю направление в сторону дома. Жаль, я не знала, что останусь сегодня здесь. Взяла бы с собой ноутбук и поработала бы немного в любимой беседке, где писала все свои курсовые и дипломную работу.

Захожу в дом через боковую дверь, ведущую в узкий коридор, а из него — на кухню. На большом кухонном острове выстроена посуда, бутылки с напитками, фужеры и много-много закусок, ради сохранения свежести которых здесь работает мощный кондиционер. Мои ноги покрываются мурашками, руки прячутся в сплошном кармане худи. Обхожу двух официантов, укладывающих креветки в кляре вокруг маленького соусника, и вдруг из-за широкой дверцы холодильника впереди появляется ещё один и опрокидывает на меня холодную красную жидкость из хрустального графина. В нос ударяет виноградный запах вина. Оно буквально стекает по моим губам, по шее и проникает под худи.

Раздается бранное словцо. Смотрю на виновника моей второй за сегодняшний день неудачи, и у меня спирает дыхание. Продолжая держать графин и тарелку с рассыпавшимися по полу кусочками сыра, Аверьян пристально смотрит на меня, не обращая внимания на то, как по его подбородку стекает вино.

Зато замечаю я. И наблюдаю за этим так долго, что в животе возникают подозрительные колебания.

— Ты в порядке? — спешит на помощь Зоя, бессменная домработница этого дома. — Адель, милая, живее снимай кофту! Надо же такому случиться! Ещё и белая!

Опускаю взгляд на худи, которое из белого превратилось в розовое.

— У меня есть отличный отбеливатель, справится на ура. Только нужно поторопиться. Снимай же! Как это у тебя получилось такое сотворить? — спрашивает она Аверьяна и с нарочито сердитым видом качает головой. Но уже в следующую секунду улыбается ему и, словно добрая бабушка, несколько раз хлопает ладошкой по его спине. — И ты тоже испачкался.

— Не так страшно. На черном ничего не видно. — Глянув на меня, он