Поэма о Шанъян. Том 1–2 - Мэй Юйчжэ Страница 9

Прозвучал низкий торжественный горн, городские врата медленно отворились, и издалека донесся грохот такой силы, что сотряслась земля, что, казалось, пошатнулись стены императорского града. Полуденное ослепительное солнце вмиг потускнело, кожу тронул прохладный ветер. Весь мир замер в торжественном благоговении. Затаив дыхание, я широко распахнула глаза – неужели то, что я вижу сейчас, не сон?

С горизонта вливались в город кавалеристы в черном, как воды чистого холодного металла, сияющие в солнечном свете. На ветру развевался гигантский, высоко поднятый черный флаг главнокомандующего, расшитый по краю золотом, а в центре серебряной нитью был вышит иероглиф «Сяо». Конница в черных шлемах и железных доспехах разделилась на пять колонн и замерла в торжественном строю.

На боевом коне, что был чернее туши, сидел мужчина в тяжелом доспехе и с мечом на поясе, на голове его был шлем с копной белого конского волоса и развевающейся на ветру лентой. Мужчина сидел уверенно, с прямой, как меч, спиной.

Сжимая поводья, он медленно вел своего коня, а следом шаг в шаг ступала кавалерия, словно один человек. Врата Чаоянмэнь вздрагивали от каждого сотрясающего землю удара копыт о каменную кладку. Я смотрела на человека, о котором слагают легенды. Он был подобен злому духу, непостижимому небожителю… И он, и его всепобеждающее войско.

По железным доспехам его людей стекала кровь вражеских захватчиков; угрожающий длинный меч генерала в солнечных лучах указывал в небо, разделяя небесные чертоги на четыре стороны света. Единственный ван неимператорской фамилии, главнокомандующий, тот, кто внушает страх и благоговейный трепет, злой дух и небожитель в лице одного человека.

Юйчжан-ван.

Его титул звучал точно заклятье. Слышу его, и мне хочется истреблять, побеждать и погибать.

Город ревел от церемониальной музыки и взрывов смеха, криков, аплодисментов. Трижды раздался грохот золотых барабанов и гонгов. Облаченный в парадные одежды наследный принц вывел сотни чиновников из врат Чаоянмэнь. Почетный караул императорского дома выглядел величественно – под ярко-желтыми балдахинами, с веерами из перьев и расшитыми знаменами. Императорская гвардия в ярких, не знавших битв доспехах выстроилась конницей в два ряда.

Генерал в черных доспехах и в шлеме с копной белых конских волос натянул поводья и поднял правую руку – тяжелая кавалерия тотчас же остановилась. Вперед генерал поскакал уже один. В десяти чжанах [52] от цели он спешился, снял шлем и, сжав меч на поясе, уверенно двинулся в сторону наследного принца.

Он был так далеко от меня, что я не могла ясно разглядеть его лицо. Пусть я и видела его силуэт издалека, но этого хватило, чтобы сердце мое сжалось от страха – даже воздуха не хватало.

Сяо Ци, облаченный в тяжелый черный доспех, стоял в пяти шагах от наследного принца. Мгновением после он опустился на колено, чуть склонил голову и стиснул меч. Он даже голову склонял высокомерно…

Наследный принц развернул ленту желтого шелка и зачитал императорский указ о награде. В парадных одеждах он выглядел величественно, стройно. Золотая корона [53] ярко сияла в солнечных лучах. Однако весь его блеск терялся на фоне черных, как темная ночь, доспехов генерала и белоснежного украшения на черном шлеме.

Как только наследный принц зачитал высший указ, Сяо Ци принял его двумя руками, встал, развернулся к генералам, окинул их строгим, величественным взглядом и демонстративно приподнял перед собой.

– Да здравствует император!

Голос его – глубокий, торжественный, властный – я слышала даже с такой высокой башни.

Пятьсот кавалеристов в тяжелой броне сотрясли воздух, трижды крикнув «ура» в один голос. По всей столице содрогнулась земля, зашелестела черепица на крышах, застучали камни на земле. В громких, сильных криках утонули все вокруг, даже славные императорские кони перепугались могущества воинов Сяо Ци и растерянно затоптались на месте.

По одну сторону стояла императорская гвардия в золотых шлемах, ярких чистых одеждах да с новыми блестящими мечами, а по другую – кавалеристы в черных доспехах, которые принесли с собой ветер и иней [54] и с которых они даже не соизволили стряхнуть дорожную пыль. Рядом с ними великолепная императорская гвардия походила на кукол на театральных подмостках.

Воины, проделавшие путь в десятки тысяч ли, ступая по лужам крови. Воины, окропившие свою форму горячей кровью врагов. Воины, сразившие сотни врагов своими мечами. Закаленные в боях воины, пролившие реки крови на полях сражения, без страха ступающие по грани между жизнью и смертью. Они так спокойно смотрели в глаза смерти, что от них веяло духом истребления. И человек, о котором говорят, что он – асур, вышедший из пруда крови [55], также стоял здесь, перед лицом всей столицы, грозный и величественный, словно божество.

Я никогда и подумать не могла, что в мире существуют такие люди.

Я росла в величии императорского града, в стенах его дворцов. Это мой родной дом. И здесь я раньше не знала, что такое страх. Но теперь, находясь в нескольких десятках чжанов от этого человека, я не могла решиться поднять на него глаза. Он обладал выдающейся внешностью, был словно палящее солнце знойным днем, на которое было больно смотреть.

Человек, которого сравнивали со злым духом и небожителем, вышедшим из моря крови, ступающим по истлевшим костям, был прямо перед глазами. Я смотрела на него, но не могла до него дотянуться. Конечно, я знала, что он меня не видел, но не сдержалась и от напряжения чуть поджала плечи. Но стоило мне спросить себя, отчего я, Шанъян-цзюньчжу, боюсь какого-то отважного воина, как я снова выпрямилась.

Я не собиралась так просто сдаваться. Поджав губы, я изо всех сил напрягла глаза, чтобы разглядеть его лицо. Интересно, слухи правдивы? Оно такое же страшное, как его разящие руки? Сердце в груди бешено билось, я была немного напугана, однако в душе вдруг заиграло волнительное желание – сбежать с башни и подойти поближе, чтобы рассмотреть его.

Рядом с наследным принцем стоял мой отец – всего в нескольких шагах от Юйчжан-вана. Как только я это заметила, у меня под ложечкой засосало, – похоже, отец тоже его испугался. Мои ладони вспотели. Чуть наклонившись к брату и мягко прижавшись к его плечу, я почувствовала, как напряглись и его мышцы.

Вопреки обыкновению, брат не сводил глаз с черного потока воинов