У каждого свой ад - Юлия Шульц Страница 7

— Садись. Я довезу тебя до дома.

— Я пройдусь. Здесь не далеко.

— Саша, я слишком устал, чтобы спорить. Или ты хочешь, чтобы я тебя затолкал в машину?

Конечно, я не хотела. Поэтому и устроилась на переднем сидении, стараясь не смотреть в сторону Глеба. Буквально через пару минут мы тормозили возле моего подъезда, хотя это недолгое время в его обществе показалась мне вечностью. Я вышла из машины и услышала, как за спиной пискнула сигнализация. Глеб догнал меня у подъездной двери.

— В чем дело? — спросила я.

— Надо поговорить, — ответил он, и мы поднялись на этаж.

То, что я увидела, зайдя в квартиру, лишило меня дара речи. Такое ощущение, что по комнатам прошелся ураган. Все вещи в беспорядке валялись на полу, кое-что было разорвано и разбито.

— Здесь что-то искали, — отметил Глеб, оглядываясь.

— И я даже догадываюсь, что.

— Кинжал.

— Но в квартире его точно не было. Если бы он находился здесь, то я бы об этом знала.

— А не мог Савелий Матвеевич спрятать его где-то в квартире без твоего ведома? В каком-то укромном уголке?

Укромный уголок, укромный уголок...Как-то отец упоминал эти слова. Я схватила Глеба за руку и потащила из квартиры наверх по лестнице. Люк на чердак был закрыт, но, на счастье, не заперт. Бывший вопросов не задавал, уже поняв, что я о чем-то догадалась. Только сказал:

— Подожди, я пойду первым.

Он быстро преодолел скобы, ведущие к люку, и скрылся в темноте. Через минуту я услышала его голос:

— Поднимайся.

На чердаке ничего не изменилось с тех пор, как я здесь была в последний раз. Только пыли стало больше. Видимо, никто сюда не заходит. Помещение было почти пустым — только пара ящиков в углу, накрытых старыми тряпками. Рассмотреть их я смогла только потому, что в тот угол падал тусклый свет с улицы. Остальная часть чердака тонула в кромешной тьме.

— Фонарик бы не помешал, — сказала я.

— У тебя на телефоне нет? Сейчас включу, — Глеб достал смартфон, и через минуту обзор стал лучше, хоть и не намного. Я подошла к маленькому чердачному окну, провела руками по раме, посмотрела под ноги. Ничего. Я присела на корточки, продолжив исследовать стену рядом с окном.

— Почему именно здесь? — спросил Глеб за моей спиной.

— Когда я была маленькой, мы с отцом иногда приходили сюда смотреть на звезды именно через это маленькое окошко. И когда ты сегодня сказал фразу «укромное место», то детские воспоминания всплыли в голове. Я вспомнила, как отец говорил, что это наше укромное местечко, где его не достанет работа, потому что телефон он никогда не брал с собой.

— Саша, но это лишь предположение.

— Возможно, но... Стоп! — заорала я. — Посвети сюда, под нижнюю раму.

Я увидела едва заметную, выцарапанную надпись.

— Что там написано?

— Peccatum, — прочитала я, — это слово означает «грех» на латыни.

Глеб отдал мне телефон и сам начал исследовать место возле надписи. Запустив пальцы под раму, он дернул на себя кусок дерева. Нам открылась узкая щель под окном. Глеб запустил туда руку и сказал:

— Что-то есть, — а в следующий момент достал на свет сверток из плотной бумаги. — Уходим отсюда. Откроем в квартире.

Мы спустились вниз, Глеб еще раз осмотрелся и только потом выложил сверток на кухонный стол. Я нетерпеливо начала его разворачивать, уже зная, что там увижу. Так и есть! Кинжал. Прямое тонкое лезвие, зауженное к концу, прямая рукоятка вся была исписана латынью, к низу она закруглялась, и в этом небольшом круге было выгравировано яблоко.

— Можешь перевести надписи? — спросил Глеб.

— Слишком мелко написано, да и время потрепало буквы. Только если что-то отдельное. Но символ яблока уже навел на меня на кое-какие мысли.

— Какие?

— Семь смертных грехов и восемь кинжалов. Почему восемь? Потому что самый главный грех всего человечества появился намного раньше, чем другие грехи. И именно яблоко стало его символом.

— Ты говоришь о первородном грехе? — догадался Глеб.

— Именно. И если это какие-то ритуальные убийства, а так оно, скорее всего, и есть, то без последнего кинжала ритуал завершить нельзя.

— Но десять лет назад убийств было семь. Падение символизировало наказание за гордыню, как и Люцифер был наказан падением с небес. Выколотые глаза — зависть, отрезанный язык — гнев, удушение — жадность, кастрация — похоть, перерезанные сухожилия — лень и затолканная в глотку еда — чревоугодие. Но первородный грех... разве за него можно как-то заказать? Насколько я помню, Адам и Ева и так были наказаны изгнанием из эдема.

— Вот этого я не знаю, но знаю, кто может помочь, — сказала я, набирая Катин номер.

— Дай трубку своей бабушке, — заорала я в телефон, как только она сняла трубку.

— Слушаю тебя, Сашенька, — через минуту услышала я голос Елены Степановны.

— Скажите, пожалуйста, кто может быть наказан за первородный грех?

— Мы все за него наказаны, — ответила она, — еще от рождения. И очищение от первородного греха происходит через таинство крещения.

Глеб прекрасно слышал наш разговор и после того, как я закончила разговор, спросил:

— То есть любой некрещеный человек несет за собой первородный грех?

— Получается, что так.

— И в итоге... Мы нашли кинжал, но не нашли ответы. И завтра должен появиться пятый труп.

— Глеб, а места преступления сейчас и десять лет назад те же?

— Они рядом. Буквально в радиусе километра. Некоторые и того ближе.

— Поэтому именно ты и нашел труп возле больницы?

— Да. И второй труп нашел тоже я. На заброшенной стройке. Там и повредил руку, напоровшись на какой-то штырь в стене. Катя меня зашивала.

— Да, — кивнула я, — она говорила.

В кухне повисло неловкое молчание. Я не знала, что еще сказать, и Глеб молчал.

— Саша, — спустя несколько минут услышала я его голос, — сегодняшняя сцена с утра возле больницы...Я был не прав.

— Ты был не прав.

— Просто, когда я увидел тебя с этим парнем под ручку, мне кровь в голову ударила. Наговорил много лишнего.

— Наговорил, — эхом отзывалась я, не зная, что еще сказать.

— Саш, — он положил свою руку на мое запястье, — я не спал с ней.

— Глеб, это уже не важно.

— Нет! — вспылил он. — Это важно. Тебе присылают какие-то фальсифицированные фотографии, и ты, не говоря ни слова, выставляешь меня за дверь. Причем, моим словам ты не веришь. Я мог отдать эти фото любому криминалисту, и он бы без труда определил подделку.

— Знаешь, — вскочила я со стула,