Дочь Мента - Екатерина Ромеро Страница 5

Я бы могла попытаться, попросить, хотя смысл? Я ведь уже ранена. Он меня везет добивать за грехи, которых я не знаю.

На глаза точно песка насыпали, я держусь до последнего, но сама не замечаю, как окунаюсь в небытие, не вынося такого груза.

***

Распахиваю глаза: как ни странно, я все еще жива! И я больше не в машине, а в каком-то доме, точнее, во флигеле – или как это называется.

Я лежу в кровати, все в той же огромной для меня куртке. Из окна долетает яркий свет — наконец-то день наступил после такой безумно долгой ночи.

Быстро себя осматриваю, с трудом оперевшись на локоть. Кофта на мне не разорвана, правда я жутко грязная и вся в крови. Буквально, даже волосы.

Меня в этой крови словно искупали, хотя на себе я нигде не нахожу дырку от выстрела. Странно. Где же она, куда он выстрелил?

Слышу шорох за дверью и тут же ложусь обратно, закрываю глаза. Не шевелюсь, притворяюсь спящей, ну или мертвой — тут как посмотреть. По правде, бежать мне некуда, так что пока стратегия только такая.

Чуть распахиваю один глаз, чтобы увидеть напротив высокого мужчину, и нет, это не сон. Это Охотник, тот самый Волкодав из леса. Он молча ставит поднос на стол, а после садится, достает из кармана пачку сигарет и закуривает.

— Вставай. Ты уже давно проснулась.

Его голос. Очень низкий, разлитый, глубокий, совсем не такой, как у отца.

Распахиваю глаза, хочу нормально его рассмотреть.

Сейчас он в другой одежде: в черных брюках, обтягивающих крепкие бедра, и белой рубашке. Сверху пиджак, который сидит на нем как влитой, кожаные начищенные туфли. Стопа большая – наверное, сорок шестой или какой там носят Великаны?

На вид Охотнику лет… не знаю, много! Немолод он, короче, хоть и подтянутый, а еще страшный – пипец. Надо ж было таким уродиться.

У него резкие, выразительные черты лица. Волевой подбородок, широкие, четко очерченные скулы, большой рот с тонкими губами и нос с горбинкой. Но самое главное — его глаза. Яркие, холодные как лед, они очень контрастируют с его черными волосами.

Моргаю, смотрю на него. Осторожно поднимаюсь на кровати.

— Вы меня убили?

— Мертвые вопросов не задают, – чеканит строго, а я ловлю стайку мурашек по телу. Он выстрелил в меня тогда, я помню, да и я вся в крови.

Она везде: на животе, на руках, ногах. Тогда почему мне не больно? Может, рана там, где я ее не вижу?

— Иди прими душ.

Фраза, которая выводит из оцепенения, игры кончились, мы здесь одни.

Быстро соскакиваю с кровати, чтобы тут же плюхнуться на колени, больно удариться об пол.

— А-ай!

Мои ноги. Они все изрезаны и жутко просто болят.

Смотрю на него из-подо лба. Что будет, если я сейчас метнусь к двери? Как быстро Охотник меня догонит? Держу пари, за секунду, с его-то размером ноги, да и мои стопы огнем просто горят, как я побегу, боже!

— Зачем мне принимать душ?

— Чтобы мухи не летели.

Он смотрит на меня страшно, и взгляд такой тяжелый, что становится не по себе.

Что делать? Он заплатил за меня…

Поглядываю на дверь. На выход — уйти отсюда, спастись!

— Смотрите, чтоб на вас мухи не летели! – бурчу, конечно, зря.

Мужчина встает в полный рост и уверенно идет ко мне, а после с легкостью хватает за шкирку своими сильными руками.

Точно котенка беспомощного, поднимает под руки, буквально отрывая от земли.

— А-а, пустите, НЕТ!

— Заткнись.

***

Охотник открывает дверь и забрасывает меня в другую комнату, словно мешок с картошкой.

Больно плюхаюсь на плитку, торможу по ней руками, хлопает закрывшаяся дверь.

Осматриваюсь по сторонам: о боги, это душ! Он закрыл меня тут, и выйти я не могу!

Тарабаню по двери, убеждаюсь, что она заперта, а после оборачиваюсь и смотрю на себя в зеркало, замирая от увиденного.

— О божечки мои…

Я с трудом себя узнаю, трупы и то веселее выглядят.

Я же вся в этой крови! Даже уши, все мои волосы мокрые и слиплись в какую-то мерзкую паклю.

Шея перемазана, руки, ноги. Меня в этой крови, точно в соусе, вымакали. И та бедная лань... она была такой молоденькой.

Это ее кровь на мне. Она стала такой же добычей, как и я, тогда почему она мертва, а я нет? Зачем это?

Прислушиваюсь к звукам. Если этот мужик хочет меня насиловать здесь, то ему ничего не помешает — хоть будут на мне мухи, хоть нет! Какая ему вообще разница, чистая я или нет? Может, мне так нравится!

Но, по правде, мне самой уже тошно от этого запаха, потому я встаю прямо в одежде под душ и просто жду. Красная вода стекает с меня разводами.

На полке нахожу мыло или что-то подобное и с радостью натираюсь им, а после дважды смываю все.

Мои вещи, точнее, то, что от них осталось, испорчены. Штаны разорваны, кофточка тоже. Она свисает с меня как тряпка, потому все приходится снять.

Вымываю волосы, чувствуя облегчение. Они у меня длинные и тяжелые, вьющиеся, но все равно плохо растут.

Вижу на крючке халат и, вытершись полотенцем, быстро в него заворачиваюсь. Обматываюсь трижды, он реально на меня огромен, по полу волочится, но лучше так, чем ничего.

Осторожно открываю дверь, выхожу из ванной – и, о чудо, Охотник пропал! Помер где-то или просто заблудился — мне неважно.

Важно то, что я вижу на столе еще парующую горячую еду!

Там на тарелочке лежат прекрасное жареное мясо, порубленный крупными кусками (как для животного) помидор, сыр и хлеб.

Руками, не хватаясь ни за какую вилку, я просто беру эту еду и запихиваю в рот!

Я такая голодная и, честно говоря, не помню, когда последний раз нормально ела. И эти дни мы с отцом скитались, столько людей, мест, мы убегали от жизни.

Я так есть хочу. Мамочка, как же я голодна, спасибо, Охотник, хоть покормил!

К сожалению, мое блаженство длится недолго, потому что в следующий миг я снова слышу его голос:

— Не спеши. Хватит!

Слышу и не понимаю, продолжаю заглатывать это горячее мясо, практически не жуя. По правде, я сейчас