Самый тёмный грех - Ноа Хоуп Страница 38

В голове вихрем проносились обрывки фраз: «Мертва. Браслет». Неясные воспоминания бомбардировали разум, как осколки зеркала, раня изнутри. Почему эти слова кажутся такими знакомыми? Почему сердце сжимается от невыносимой боли?

Голова закружилась, мир вокруг начал расплываться. Я пошатнулась, чувствуя, как ноги подкашиваются.

– Что… что вы имеете в виду? – прошептала я, хватаясь за край стола, чтобы не упасть.

Адам шагнул ко мне, его взгляд смягчился и наполнился сочувствием.

– Дана, мне очень жаль. Но ты должна знать правду…

– Нет! – резко перебил его Римо, бросив на него предупредительный взгляд, полный молчаливой угрозы. – Не сейчас.

– О чём вы спорите? – мой голос задрожал, а слова давались с трудом. Головокружение накатывало волнами, и я цеплялась за реальность из последних сил. – Что именно вы скрываете от меня?

Римо сделал шаг ко мне, протянув ладонь, будто желая успокоить.

– Дана, послушай…

– Не трогай меня! – выкрикнула я, отступая назад. Голос сорвался на крик, слёзы брызнули из глаз, обжигая щеки. – Ты лгал мне о чём-то важном! И не хочешь признаваться…

Он остановился, опустив руки. В его глазах мелькнула боль, которая только усилила моё отчаяние.

– Мне нужно побыть одной. – прошептала я, отступая к двери.

– Дана, подожди! – позвал Римо, делая шаг ко мне. – Выслушай меня!

– Поздно. – холодно ответила я, не оглядываясь, выбежала из комнаты, захлопнув дверь за собой.

Слёзы струились по щекам, затуманивая взор. Я бежала по коридорам, не обращая внимания на крики позади. Стены словно сдвигались, давя на меня, воздух казался густым и тяжёлым.

Выскочив на улицу, я ощутила, как холодный ночной ветер хлестнул по лицу, остужая пылающие щёки. Дождь начал накрапывать, смешиваясь со слезами. Не зная, куда идти, я просто бежала вперёд, прочь от всего этого безумия, пытаясь убежать от правды, от себя, от них всех.

Глава 18. Дана

Ветер, пропитанный солью и йодом, хлестал по лицу, как будто пытался сорвать с меня кожу, смешиваясь с горькими слезами. Каждый вдох обжигал ледяным огнём, но я бежала, не останавливаясь, гонимая ужасом и отчаянием. Ноги сами несли меня прочь от дома Римо, от их взглядов, ото лжи и недосказанности. Сердце колотилось в груди, грозясь вырваться наружу.

Вскоре огни особняка исчезли из поля зрения, растворившись в ночной дымке. Узкая, едва заметная тропинка привела меня к обрыву. Внизу ревел океан, с яростью бросая волны на острые скалы. Бесконечная чёрная бездна словно манила к себе, обещая забвение.

Сил больше не было. Я рухнула на землю, обхватив колени руками, и, наконец, позволила себе рассыпаться на осколки. Слёзы хлынули безудержным потоком, обжигая щёки. Я не просто плакала – я выла, выплёскивая всю накопившуюся боль, страх, отчаяние. И я не могла это остановить, да и не пыталась.

Ветер трепал мои волосы, холод пробирал до костей, но я ничего не чувствовала, кроме душевной муки, разрывающей меня изнутри.

Вспышками, словно кадры из старого фильма, начали возвращаться воспоминания. Тёмная, затхлая комната, ледяной пол под ногами, запах плесени, холодные стены, чужие грубые руки, сжимающие мои запястья. Дикий, животный ужас, парализующий каждое движение. Мой собственный крик, застывший в горле.

Меня выворачивало наизнанку от этих картин, от боли, которая возвращалась с удвоенной силой.

Закрыв глаза, я попыталась сосредоточиться. Образы мелькали перед внутренним взором: голос мужчины, шёпотом зовущий моё имя; свет, пробивающийся сквозь тьму; тёплая рука, вытаскивающая меня из бездны. Но затем всё снова затуманилось.

– Боже, за что? – прошептала я, сжимая виски до боли. – Почему я такого плохо всё?

Шум волн становился громче, как будто море отвечало мне своим вечным ритмом. Я чувствовала себя ничтожной песчинкой перед лицом этой стихии. Всё, во что я верила, вдруг оказалось ложью.

– Что произошло два года назад на самом деле? – закричала я в пустоту, но ветер тут же унёс мои слова, растворив их в ночной мгле.

Взгляд упал на осколок стёкла, поблескивающий в лунном свете. Он лежал у моих ног, как будто ждал меня. Я осторожно подняла его с земли. Острые края впились в ладонь, но я ничего не почувствовала. Только тепло крови, стекающей по руке и каплями падающей на землю.

Боль. Резкая, жгучая, физическая боль. Она была настолько осязаемой, что на мгновение заглушила душевные муки. Это было как глоток свежего воздуха, как спасательный круг в бушующем океане отчаяния. Я смотрела, как кровь смешивается с землёй, и мне казалось, что вместе с ней уходит кусочек невыносимой боли, разрывающей меня на части.

Но это было лишь кратковременное затишье. Я знала, что скоро нахлынет новая волна ужаса. Я была сломана, разбита и не представляла, как собрать себя воедино.

Ещё один порез. Ещё одна алая дорожка на коже. Я чувствовала себя живой только благодаря этой боли. Это было доказательством того, что я всё ещё здесь, на краю обрыва, а не там, в том кошмаре, который преследовал меня даже с открытыми глазами.

Воспоминание. Два года назад.

Прошло уже две бесконечные недели с тех пор, как меня похитили средь бела дня, а моя жизнь превратилась в кошмар, из которого, казалось, нет выхода. Я сидела на грязном матрасе в углу комнаты, и каждый шорох заставлял моё сердце пропускать удары. Время будто растянулось в бесконечность.

Голова кружилась от голода, тело ныло от побоев, а душа разрывалась от криков других девушек, доносящихся из-за стен. Их страдания эхом отзывались в моей голове, и я ощущала, как постепенно теряю рассудок. Я была беспомощна и не знала, найду ли когда-нибудь путь к свободе.

Моя комната представляла собой тёмное, сырое помещение. В углу стояла собачья миска с водой, рядом – ржавый унитаз и протекающая лейка, свисающая с потолка вместо душа. Из одежды у меня было всего две футболки, которые уже давно потеряли свой цвет и чистоту. Я стала тенью самой себя.

Однажды я услышала приближающиеся шаги. Сердце замерло, а затем забилось так быстро, что я боялась, что его стук услышат за дверью. Ключ с громким щелчком повернулся в замке, и дверь распахнулась с грохотом. В проёме появились двое мужчин

Первого я уже знала – мексиканец лет сорока с холодными глазами и жёсткой ухмылкой. Он был главным среди тех, кто держал нас здесь и наблюдал за нашими мучениями с явным удовольствием.

Второй был незнакомцем. В отличие от остальных, он не смотрел на меня с жадностью или насмешкой. Его глаза были устремлены в сторону, словно он старался избежать моего взгляда.