Наследник по крови (СИ) - Николаева Елена Страница 22

— Когда я могу ей позвонить?

— Примерно через два часа. Ива сейчас отдыхает после наркоза.

— Если возникнут какие-либо вопросы или претензии со стороны её родственницы, сообщи мне.

— У меня есть согласие Иванны на проведение аборта. Всё было сделано в рамках закона.

— Надеюсь, я тебя не обидел?

— Нет. Ты слишком щедрый, Максим Андреевич. Как-то даже грех обижаться на тебя. Бывай.

Глава 26

Ива

Катя выключает звонок.

Уставившись в одну точку, женщина некоторое время стоит неподвижно, словно каменная статуя.

Я смотрю на неё и никак не могу отойти от услышанной информации. Меня по-прежнему знобит. Состояние мандража и отчаянья нарастает с каждой секундой.

«Ребёнка больше нет?..» — задаюсь вопросом, и меня по новой встряхивает. В горле начинает першить и становится сухо. Нутро в протесте сжимается. Появляется рефлекторная тошнота. Сглатываю и углубляю дыхание, чтобы её пересилить.

Боже, что я наделала? Зачем подписала?..

Опускаю взгляд на свою руку и морщусь, испытывая онемение в месте, где находится игла.

Я сама допустила эту оплошность.

Сама себя толкнула на этот грех…

Закрываю глаза в надежде обрести хоть какое-то облегчение, но вместо этого я чувствую лишь оглушительную пустоту внутри и острую боль от разбитых вдребезги надежд.

Моя голова становится тяжелой от круговорота тягостных мыслей. Гоняя их по кругу, я начинаю сходить с ума.

«Как же так?» — обессиленная, падаю на подушку и прикрываю лицо ладонью. Растираю опухшие от слез глаза.

Я ведь сама была готова пойти на этот шаг. Сама была готова прервать беременность, потому что растерялась, потому что не нашла ни одного контраргумента на сотню аргументов Макса. Одного желания сохранить ребенка было мало. А потом раздался шокирующий звук УЗИ…

Как только я услышала биение детского сердечка, во мне все материнские инстинкты воспротивились. Жаль, ненадолго. До первой эмоциональной уязвимости. Макс нащупал мою болевую точку с первого раза. Стоило ему надавить на неё, как я сдалась.

Ненавижу…

Ненавижу семью Пожарских.

Эти мужчины — монстры воплоти.

Они приносят своим женщинам боль, и ничего кроме боли…

— Проходите, она здесь.

Отреагировав на чужой голос, распахиваю глаза. Прислушиваюсь к шагам и сразу же узнаю приближение моей родной души, моей «ахиллесовой пяты».

— Ива! — в палату внезапно врывается тётя Лара. — Господи, детка, что же ты, глупенькая, натворила?

Она задаёт вопрос, на который у меня нет ответа, и присаживается рядом на матрас. Едва сдерживая слезы, сканирует меня осуждающим взглядом.

Я считала, что всё делала правильно. У ребенка должны быть оба крыла — отец и мать. Но вышло так, как вышло. И меня это убивает. Ввергает в неописуемый стыд. Чувство вины, которое я испытываю перед Богом и теткой, лишает меня возможности говорить.

— А если бы я не успела? Если бы вовремя не позвонили в клинику и не прервали процедуру? Ты хоть понимаешь, чем всё могло обернуться? Ты знаешь, чего мне стоило найти тебя здесь? Я подняла на уши самого… — запнувшись, тетя скашивает взгляд на Катю, которая отмерла и решила оставить нас двоих.

— Постойте! — оклик тётки вынуждает Екатерину притормозить на полпути. — Я бы хотела забрать племянницу домой. И чем быстрее, тем лучше.

Знакомая Максима поворачивается к нам и согласно кивает.

Замечаю, как сильно Катя напряжена и как её реально потряхивает. Такой реакции на крики Пожарского не было. Отчего она так себя ведёт в присутствии моей родственницы? И что значит: «прервали процедуру»?

Откуда тётя здесь???

— Держать Иванну в клинике больше нет необходимости, — говорит знакомая Максима. — Я выпишу ей витамины, которые она должна будет принимать.

— Не стоит, — перебивает её тётя. — Я сама позабочусь о здоровье своей племянницы и её ребёнка.

О, Боже, от этих слов моё сердце совершает тройное сальто и падает куда-то вниз.

Ребёнок? Я ничего не понимаю…

Катя сказала Максу, что мне сделали аборт…

Неужели я всё ещё в положении?

— Что ж, тогда я вам больше не нужна. Сейчас придет медсестра, она снимет капельницу.

Одежда, обувь, личные вещи пациентки находятся в шкафчике. Можете уйти, как только Ива почувствует себя лучше. Обо всём остальном не беспокойтесь, я выполню условия договора. Всего вам доброго.

Знакомая Пожарского уходит, оставляя после себя тишину и множество вопросов, разрывающих мне голову.

О каком договоре шла речь?

Что за условия?

Почему Катя так сильно нервничает, будто напугана?

Перевожу на тётю вопросительный взгляд. Мы смотрим друг на друга ещё несколько секунд, а затем меня прорывает:

— Что за договор? Почему докторша нервничает? Как ты меня нашла?

— Неважно, главное, с тобой и с малышом всё в порядке, — наконец тётя выдавливает первую нерешительную улыбку.

Сев на кровати, я самостоятельно извлекаю из вены иглу и зажимаю пластырем место прокола.

К черту всё!

Я больше не хочу никого ждать. Я жажду поскорее отсюда уйти и получить ответы.

— Тебе уже лучше? Голова не кружится? — заботливо спрашивает Лара Ивановна.

— Со мной всё хорошо. Подай мне, пожалуйста, мою одежду. Я очень хочу есть и мечтаю поскорее оказаться дома.

— Наконец-то я услышала от своей девочки разумное решение.

Я быстро одеваюсь, беру рюкзак и телефон.

Смотрю, не звонил ли Макс, и, не найдя ни одного пропущенного звонка, выдыхаю с облегчением. Затем я полностью выключаю мобильный. Слушать его голос — это всё равно что медленно умирать.

Я больше не хочу переживать эту боль и пытаться склеить своё сердце заново. А что будет дальше? Неизвестность, связанная с Максом, меня до дрожи пугает.

— Ты на меня сердишься? — задаю тетке вопрос, когда мы выходим из частной клиники.

— Нет, конечно же не сержусь. Ты для меня, как родная дочь, и я не хочу, чтобы между нами были какие-то недопонимания из-за моих слов. Я не хочу учить тебя жизни, но прошу быть осторожнее со своими чувствами. Всегда в первую очередь думай о себе, а потом уже о других.

Мы сворачиваем на стоянку и направляемся к роскошному новому автомобилю. Из него выходит мужчина, одетый в классический костюм. Он сразу же открывает нам заднюю дверь.

— Кто этот человек? — тихонько интересуюсь. — Ты с ним знакома? Кому принадлежит эта тачка?

— Это личный водитель министра внутренних дел. Он отвезет нас домой.

— Э-м-м…? — я застываю на тёте удивлённым взглядом.

— Потом, всё потом, — поторапливает меня родственница. — Однажды я оказала близкому человеку министра неоценимую услугу. Я спасла новорождённого ребёнка, и он помог мне спасти твоего. Теперь мы с генералом полиции квиты.

Сглатываю, переваривая новую информацию.

Тетя и вправду наш ангел-хранитель. Бывают же такие совпадения. Словно сам Бог велел…

Подойдя к водителю, я замечаю Катю. Она нервно курит, стоя неподалёку от нашей машины, и пристально смотрит на меня, словно хочет о чём-то предупредить.

— Дайте мне минуту, — бросив через плечо, я инстинктивно срываюсь с места и направляюсь к ней.

— Ива! — нервничает тётка.

— Я сейчас!

Подойдя к Кате, я молча впиваюсь взглядом в её заплаканное лицо.

— Если ты решила сохранить ребёнка, держись от Макса подальше. Иначе… — она делает короткую паузу, затягиваясь дымом и выпуская его в сторону. — Иначе он меня уничтожит. Исчезни из его жизни. Я тебя Богом заклинаю, — хрипит Катерина, смахивая набежавшие слёзы.

— Он не узнает. Я обещаю.

— Благодарю.

— Ваше напряжение… Это всё из-за Пожарских?

— Разве тётка тебе не сказала?

— О чём?

— Меня поставили перед выбором.

— Сменить место работы?

— Ты серьёзно? — нервно смеётся Катерина. — Потерять здесь работу было бы лучшим вариантом, милая, но нет. Всё намного драматичнее. У меня нет второй жизни. Я даже не могу вернуть деньги Пожарскому…