Прачка. История попаданки - Юки Страница 5

Ночь в бараке пахла дымом и сыростью. Мира спала, поджав колени и свернувшись калачиком, а я лежала, глядя в потолок. Мысли кувыркались, словно белье в чане.

Моя магия — она все-таки существует!

Я уже не могла отрицать этого и она меня пугала. Странная сила, из-за которой люди выбалтывали мне самые сокровенные тайны, будто я — их последняя надежда. И потом забывали, что вообще это сделали.

С утра я попробовала сознательно вызвать эту силу. Дрожащими пальцами сжала ткань рубахи — и сосредоточилась. В прачечную зашел один из младших баронов, молодой, с усталыми глазами. Я встретила его взгляд — и в голове будто открылась дверь.

Его слова полились, как вода: страх перед долгами, беспомощность. В голосе — отчаяние, в руках — дрожь. Усилием воли я заставила себя закрыть эту невидимую дверь, разрывая связь с бароном. И он замолчал, растерянно уставившись на меня. А после, что-то невнятно пробормотав, ушел.

Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, и в теле поселилась жуткая слабость. Но теперь я знала, что именно могу. Что у меня действительно есть дар. Жуткий и пугающий.

Сначала я боялась собственной магии. Когда Кристиан заговорил, а следом и другой аристократ, а потом они словно и не помнили ничего, я едва не дрожала от страха. А вдруг я — чудовище? Ведь это словно красть чужие мысли. И я была почти уверена, что узнай кто — и меня сожгут на площади или, что еще страшнее, сделают своим оружием.

Но потом я вдруг поняла, что это мой шанс. В этом мире, где все решает происхождение, мне — Линн Эдвайр, обычной прачке, дорога в высший свет закрыта. Но если я слышу то, что другие скрывают, значит, я могу больше, чем просто стирать их грязное белье. И это не проклятие. Это сила. А если я не могу избавиться от нее… значит, надо научиться ее использовать.

Сначала я просто слушала. Мужья, принося белье, вдруг начинали рассказывать о своих долгах и женах, которые их не любят. Купцы — про невыгодные сделки. Даже один молодой оружейник, который перепачкал рабочую одежду маслами и жирами, вдруг поведал мне, что его семья вот-вот обанкротится.

Я не задавала вопросов. Я лишь смотрела, кивала, поддакивала — и слушала.

А когда они уходили, оглянувшись и словно приходя в себя, на их лицах было одно и то же выражение: «Что я только что сказал?»

Они уходили, забыв все, а я каждую ночь записывала эти откровения в старый блокнот, который нашла в сундуке у Миры. При тусклом свете свечи писала мелким почерком, экономя бумагу: имена, даты, слова.

Поначалу я не знала, зачем. Просто… чтобы не сойти с ума, чтобы было материальное доказательство того, что я слышу. Но вскоре я поняла, что могу это продать. Заработать, чтобы выбиться хоть куда-то и не прозябать на самом дне этого мира.

Мое первое «письмо» ушло баронессе Меллен. Я знала, что ее муж ведет двойные дела, и если она об этом не узнает — ее разорят. Я не подписалась — только написала:

«Берегите золото — и свое сердце. Не все контракты скреплены кровью родства, и ваш близкий вас обманывает».

Через пару дней в прачечной, между аккуратно сложенными полотенцами, я нашла золотую монету. Монета за слово. Это изменило все.

Я стала осторожной. Никому не говорила, что знаю. Не показывала, что помню каждую деталь. Даже про прачечную упоминала в письмах просто как о промежуточном пункте, месте, где я якобы просто часто бываю. Народа тут бывает много, и прачек тоже тьма, так что попробуй меня вычисли.

Анабель, шустрая и пронырливая, помогала мне — носила письма, оставляла их у дверей господских домов. А иногда я нанимала за медяк уличную шпану, чтобы они уносили послания. Никто не знал, кто их написал. Никто — кроме меня.

Я училась использовать дар. Сначала помогала: подсказывала, как избежать беды. Но потом поняла: не все готовы платить за спасение. Не все ценят правду.

И тогда я начала шантажировать тех, кто заслужил этого. Кто настолько погряз в темных делах, что у меня даже совесть не екала. У кого было столько денег, что одна-две монеты не сделают погоды.

Я действовала аккуратно. Чтобы не подставить себя, но намекнуть, что я все знаю, и мои слова могут быть как спасением, так и погибелью, если дойдут до нужных людей. Да, я играла с огнем, но отчего-то именно так я чувствовала себя в полной мере живой.

«Вы хотите, чтобы это осталось между нами? Тогда заплатите».

Я не брала больше, чем нужно. Не ломала чужих судеб. Но я больше не была беспомощной, и со мной, верней с таинственной торговкой тайнами, как меня обозвали, стали считаться.

С каждым днем магия давалась легче. Сначала хватало случайного взгляда. Потом — легкого касания. И это могущество делало меня сильней, уверенней.

Компромат на чиновников всех мастей, аристократов и дворян потихоньку копился, и в тайнике под полом в комнате рядом с ним пух все больше мешочек с деньгами — мой запас на будущее.

Однажды вечером я снова встретила Эшера. Он зашел внезапно, как всегда, с нахальной улыбкой и взглядом, в котором светилось холодное высокомерие.

— Линн, — сказал он задумчиво, оглядев меня, — ты как-то изменилась. Твой взгляд… он еще более дерзкий, чем был.

Я равнодушно пожала плечами:

— Может, вы просто никогда не смотрели на меня по-настоящему.

Эшер подошел ближе, так, что я могла различить запах дыма и гари, пропитавшие его камзол.

— Думаешь, самая умная, да, прачка? — прошипел он, зло искривив губы. — Учить меня вздумала?

— Даже не думала, милорд, — позволила я себе усмешку, пусть и знала, что тем самым еще больше его разозлю. Но мне это отчего-то доставляло особое удовольствие. Злить его.

Валморен посмотрел так пристально, будто пытался прочесть мои мысли. Но я не отвела взгляда, и он, раздраженно щелкнув каблуками, резко развернулся и вышел. Оставив после себя только запах костра и ощущение вызова.

Я посмотрела ему вслед и улыбнулась победно. Да, возможно, я заполучила себе во враги влиятельного и злого на меня аристократа. Но у меня теперь есть, что ему противопоставить. Может не деньги, но связи — моих должников, которые поделились со мной не только своими грязными рубахами, но и тайнами.

Главное, чтобы никто не узнал, кто стоит за анонимными советами. Пусть я буду всего лишь тенью в их жизни, ведь если раскроюсь — меня уничтожат.