Ничей сын - Шеррилин Кеньон Страница 43

― Я дам ему силы оставаться верным. Научу, как избегать искушений. Я искренне верю, в этом таится наше истинное предназначение.

Люшес появился рядом с Джо в монастыре и отвлёк её внимание от происходящего.

― Кэдиган был единственной причиной, по которой они приняли обет молчания и ушли в монастырь. Они хотели, насколько это было возможно, оградить Кэдигана от зла. До ссылки в Землю за завесой, монастырь был его убежищем от искушений.

Хотя Джо оценила их попытку, тем не менее, им следовало знать реальность.

― Нам такое не подвластно, Люшес. Зло всегда находит способ проникнуть в сердце.

― Знаю. ― Он взял её за руку и повёл к той роковой ночи, когда Этла напала и попыталась лишить Кэдигана жизни. ― Это то, что я увидел, когда он пришёл ко мне.

Люшес, которого чаще называли Торном[36], как напоминание, почему ему следует сдерживать демона в себе, сидел за столом, просматривая отчёты о малахае и его армии. Армия Торна сражалась тысячи лет. Тьма, угрожавшая всему миру, разрасталась быстрее, чем он мог с ней справиться.

Только за последнюю неделю он потерял пятнадцать адских гончих из-за приспешников малахая. Двое погибли по глупости, отправившись умолять освободить сефриота, чтобы Джаред мог сражаться вместе с ними.

― Что же мне делать? ― выдохнул он.

Торн взглянул на зеркало, где прошлой ночью его собственный отец написал кровью адской гончей угрозу против него и Кэдигана.

Каждый день приближал их к поражению. И с каждым часом они теряли всё больше позиций.

Даже Малфас в настоящее время потерян для них. В руках злейшего врага. Если Торну повезёт, подобная судьба будет самой милосердной участью, которая его ожидала.

Или же …

Даже думать не хотелось о том, что произойдёт, если он снова впустит отца в сердце.

Торн взмахом руки сбросил пергамент на пол.

― Ты не победишь, отец! Так помоги мне. Я не уступлю этот мир тебе и тем, кому ты служишь.

Взяв кубок, он допивал остатки содержимого, когда в палатку вошёл Кэдиган. Желудок Торна скрутило от жалкого вида мальца. Глаза пылали демоническим светом, отливая красновато-желтым в свете свечей. Торн никогда раньше не видел их такими.

Человеческая кровь запятнала его броню. Руки Кэдигана дрожали, словно он едва держался за незапятнанную жестокостью Паймона частичку души.

Его кожа покрылась рябью демонической плоти.

Торн почувствовал, как собственные силы пробуждаются сразиться с клубящейся внутри Кэдигана тьмой, которая росла прямо у него на глазах. Торн пытался остановить себя, но его собственные глаза сменили окрас.

— Что ты наделал?

Пристыжённый Кэдиган отвёл взгляд, и в ту же секунду рядом с ним появилась служанка Торна. Хотя он совсем не доверял знойной демонессе, Торн знал: лгать ему та не может. Только скрывать правду.

— Он убил людей, — прошептала она на ухо Торну. — Смертных, пытавшихся защитить свою сестру, которую он хотел заполучить себе.

«Nay!»

Торн вздрогнул от страха, что Паймон, после всех попыток Торна, смог отнять у него Кэдигана. Предательство и обида глубоко ранили. Во всём мире у него не осталось никого, кроме Кэдигана.

Единственный, кого он любил.

Надеясь, молясь, что обвинение ложное и Кэдиган не обращается, Торн пристально посмотрел на своего драгоценного мальчика.

― Это правда?

— Aye, но...

Взбешённый тем, что его собственная демоническая кровь воспламенилась, Торн ударил Кэдигана наотмашь. Как он мог? Кэдиган знал их законы и почему они непреложны. У них хрупкое перемирие с арелимами и серафимами. Один неверный шаг, и их всех изгонят в адское царство, населённое врагами, которые с радостью наложат на них руки. Врагами, способными разорвать их на части и стать ещё более могущественными. Настолько, что никто не сможет их остановить.

Торну было всё равно, что они сделают лично с ним. Он более чем заслуживает уготованной участи и давно смирился, но другие, преданно служившие ему…

Они честно заслужили и снискали спасение.

— Никаких «но»! Ты поклялся никогда больше не проливать кровь смертных. Так ты соблюдаешь свои священные клятвы?

Глаза Кэдигана полностью превратились из человеческих в демонические.

— Они напали на меня первыми.

Торн вздрогнул, почувствовав, что Кэдиган всё сильнее склоняется ко тьме. Оправдание жестокости ― самый скользкий путь. Однажды начав, пути назад не будет. Зло питалось таким безупречным поведением и процветало вместе с ним в сердце своего орудия.

— В тебе течёт кровь Паймона! Ни один смертный не сможет по-настоящему навредить тебе. Ты это знаешь! С разбитым носом или подбитым глазом ты выживешь.

Кэдиган опустил голову.

— Прости меня, брат. Я ошибся.

Торн хотел верить ему. На самом деле. Но его слишком часто обманывали.

Слёзы душили, подступая к горлу, когда он посмотрел в глаза, схожие с глазами своего отца, и понял, что Кэдиган ― его погибель. Он слишком близко подпустил ребёнка к сердцу. Именно так работает зло. Оно не приходит от врагов, приближение которых ты предвидел. Только самые близкие могут тебя уничтожить. Те, кому ты ошибочно безоговорочно доверял. Кому позволил ввести себя в заблуждение, поскольку боль от их потери сильнее мук терпимости ко лжи.

Отказавшись от своей клятвы на крови, Кэдиган сделал первый смертельный шаг навстречу тёмным силам. А если он сделает второй, то станет настолько могущественным, что никто не сможет его одолеть.

Никто из них.

Взгляд Торна переместился на стол с вырезанным на дереве именем малахая, как напоминание о могущественном чудовище.

Если адданк сольётся с малахаем …

Всё будет потеряно навсегда. Этот мир поглотит тьма. Единственное, что останется Торну, стоять в стороне и смотреть, как погибает их объединённая команда.

Неважно, как сильно Торн любил Кэдигана, он не может позволить этому случиться. Не после всех ужасов, свидетелем которых стал.

И особенно, не после данного им обещания.

Торн покачал головой.

— Нет, это я ошибся, хоть на минуту подумав, что ты нечто большее, чем безмозглое животное, которым рождён.

Лицо Кэдигана изменилось, когда демон начал брать над ним верх. В его глазах не осталось намёка на сострадание.

Торн скривил губы.

― Ты мне противен! Не могу поверить, что доверился тебе.

Лицо Кэдигана вновь вернулось к человеческому облику — как и у других до него. Трюк с состраданием почти всегда срабатывал и ослаблял любящего