Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин Страница 41

Нет, мне нужно быть ближе.

Жар, дай мне еще.

Я груба, когда дергаю ткань, безжалостно разрушая барьер, когда просовываю руку под нее, не останавливаясь, пока моя ладонь не ложится плашмя на источник.

Намного лучше.

Жесткие линии покрываются рябью под моими прикосновениями, наполняя меня глубоким теплом, которое оседает у меня в животе. Что это такое? Я прижимаюсь ближе, практически трусь об него, пока не чувствую, как твердая масса подо мной напрягается.

На секунду я почти замираю от странного движения, затем продолжаю слепо ощупывать окрестности. В поисках зацепок. Она гладкая, твердая, повсюду, слегка опускается и местами изгибается, как скульптура. И потом, это… линия волос? Эм… Мои пальцы опускаются ниже, обрисовывая при этом твердый, V — образный изгиб.

Затем пониже.

Над моей головой раздается резкий вдох, и большие пальцы обхватывают мои собственные. Мою руку выдергивают из-под ткани, затем опускают, как будто моя кожа может обжечься.

Вот дерьмо.

На этот раз я действительно замираю. Каждая часть моего тела напрягается, от моих рук до живота и бедер… тех самых бедер, которые обхватывают его. Это нехорошо. Напряжение моих мышц заставляет меня сжимать его, и, ну, наши бедра — не единственные части тела, соприкасающиеся. Мы почти идеально выровнены. Слишком идеально. Дрожь, которая пронизывает меня сейчас, больше не имеет ничего общего с моей болезнью.

Моя рука крепко обхватывает его грудь, поднимаясь и опускаясь в такт его тяжелому дыханию. О боже мой, я даже не хочу знать, что сейчас творится у него в голове. Должно быть, он лег рядом со мной, чтобы согреть, невинный акт доброты, и вот я терзаю его, ощущения, далекие от невинных, разливаются между моих бедер.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Мне нужно двигаться, верно? Я не знаю, что делать. Если я сейчас убегу от него, будет очевидно, что я проснулась. Что я поняла, что я делаю, что с этого момента только сделает отношения между нами слишком некомфортными. Но если я останусь на месте, его теплое дыхание теребят мои волосы, изгибы моей груди прижался к твердой груди, мои открытые бедра, сжимая его таким образом, что отправляет восхитительные искры огня прямо там…

Да. Я знаю, что мне нужно сделать.

Не открывая глаз, я издаю приглушенный стон, надеясь, что это звучит так, будто я только начинаю шевелиться, затем лениво скатываюсь с него и падаю на спину.

Спокойное, ровное дыхание, Лу. Точно так же, как это сделал бы любой обычный спящий человек.

Наши тела все еще так близко, что я слышу отчетливый звук, с которым он сглатывает. Чувствую движение его поднимающейся руки, звук, с которым он проводит рукой по волосам, когда делает долгий, неровный вдох.

Однако он не отодвигается от меня, и я не могу решить, хочу ли я, чтобы он это сделал. Сейчас, когда он так близко ко мне, когда я знаю, каков он на ощупь, как мои изгибы прилегают к его мускулам… Это пытка самым неожиданным образом. Но мой озноб уже возвращается, холодные порывы воздуха покалывают кожу, и я не хочу терять единственный источник тепла, который у меня есть.

Я не знаю, как долго мы лежим вот так, две электрические волны пытаются удержать искры наших токов от соприкосновения. Дважды я чувствую, как кровать рядом со мной сдвигается, слышу, как она скрипит, как будто он собирается отстраниться. И дважды он тихо ругается и ложится обратно. Я пытаюсь унять звуки своей дрожи, пытаюсь унять озноб, чтобы он не чувствовал себя обязанным оставаться. Но мое тело не слушается.

В конце концов, кто знает, как долго спустя, мое сердце восстанавливает ровный ритм. Мой пульс успокаивается, мышцы расслабляются. Заманчивое затишье сна затягивает меня в его успокаивающий ритм.

И последняя ясная мысль в моем сознании — это то, что он, бесчувственная стена, которая есть Смерть, остался. Он остался рядом со мной. Предложил свое тепло, чтобы успокоить меня, когда думал, что я не узнаю. Может быть, он не то ледяное, каменное существо, в которое эти преследующие стальные глаза заставили бы меня поверить в конце концов. Нет. может быть, он и есть вечнозеленое растение, погребенное под ними.

Глава 21

Мистер Блэквуд отсутствовал большую часть дня. Я была удивлена, когда он попросил о встрече всего через час после моего приезда этим утром. Он никогда не спрашивает обо мне. На самом деле, вообще никогда не говорит, если его не попросить. Он проворчал что-то о том, что мне нужно где-то побыть, и сказал, что остаток дня я буду сама по себе, и на этом все закончилось. Он вышел за дверь еще до того, как я успела сформулировать ответ.

Только в свой последний час, когда все, что осталось сделать, — это вытереть пыль, я ловлю себя на том, что разглядываю смятые листки бумаги, загромождающие кофейный столик и книжные полки. После всего времени, проведенного в его доме, избегая любого физического контакта со скомканными страницами, у меня руки чешутся развернуть их. Это первый день, когда он оставил меня одну, и я знаю, что лучше не нарушать его доверие, но любопытство практически сжигает. Умоляет меня воспользоваться моментом.

Что могло заставить его быть таким непреклонным в том, чтобы не давать мне взглянуть на эти бумаги? Они даже не организованы и не ухожены. Фактически, из-за морщин, нанесенных на большинство из них, они кажутся почти запущенными. Или это чрезмерное использование. Я полагаю, если бы он постоянно добавлял новые заметки на страницы, а затем снова скатывал их, это могло бы привести к тому, что они вот так сморщились.

Качая головой, я отмахиваюсь от этого желания.

Не будь таким человеком, Лу. Позволь мужчине побыть наедине с собой.

Наконец, вытирание пыли завершено. Я убираю оставшиеся чистящие средства в шкаф в гостиной и уже собираюсь запереть его, когда вспоминаю, что оставила куртку наверху. Мне становится еще больнее, когда я поднимаюсь по ступенькам, заставляя себя ходить, чтобы избежать новой волны тошноты. Прошло два дня с тех пор, как Лихорадка — да, я подумала, что она достаточно запоминающаяся, чтобы дать ей название, — прошла, но я все еще жду, когда мое тело придет в норму.

Оказавшись в комнате для гостей, я беру куртку, оглядывая