Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии - Милена Вин Страница 27

А ведь тетя так старалась, чтобы сварить эти зелья…

— Мира.

Филя незаметно оказался рядом, взял меня за руки, но я сразу выдернула их, отшатнулась, вскинув на него злые, полные слез и обиды глаза.

— Почему она ушла? Почему сейчас? Это не может быть правдой. Не может же?.. Расскажи мне. Скажи, почему она так поступила!

— Успокойся, — вкрадчиво произнес он и вновь потянулся к рукам.

Я попятилась, не контролируя движений и эмоций, что остервенело душили меня. Отошла к столу, рухнула обратно на стул.

Плечи опустились. Гнев постепенно утих, оставив лишь чувство горечи и раздражение. Голова гудела от роя мыслей, но ухватиться хоть за одну у меня никак не получалось.

— Зальтрэс… — выдохнула спустя какое-то время. — Она мечтала попасть туда?

Не отрывая взгляда от крепко сжатых в замок рук, заметила, как Филя опустился на рядом стоящий стул.

— Мечтала, — без дрожи в голосе ответил он. — Быть придворной целительницей на южных островах, где нет и намека на снега и холод. Но для того, чтобы покинуть эти берега, ей нужно было получить разрешение от короля Зальтрэса и короля Аркуса. Вулья много раз отправляла запросы, но они оба отклоняли их. Похоже, ей наконец-таки удалось добиться их милости.

— Но почему сейчас?

Посмотрела на Филю и встретила его о чем-то умоляющий взгляд. Возможно, о том, чтобы я перестала говорить о тетушке и не терзала его расспросами. Но разве могу я так просто забыть о ее поступке? Поступке, который видится мне предательством?..

— Почему она не могла немного подождать?

— У меня нет ответов на эти вопросы. — Филя грустно покачал головой. — Я тоже негодую, Мира. И злюсь. Очень сильно злюсь.

— Ты хотел отправиться вместе с ней? — спросила осторожно.

Я полагала, что он не ответит или скажет какую-нибудь грубость, но вместо этого он тяжело вздохнул и кивнул.

— Хотел. Но, как видишь, она посчитала, что я ей больше не нужен.

— И что ты теперь будешь делать?

«После того, как попытаешься вернуть меня в море», — закончила мысленно.

Он сделает это. Вернет. Уговорит. Но уговоры будут лишними. Я и без них вернусь домой. Выбора-то у меня больше нет. Утром я обращусь в русалку, и стена между мной и истинным, которую я не смогла разрушить за два дня, станет непреодолимой.

— Думаешь о том, что я выполню последнюю просьбу Вульи? — Филя внимательно вгляделся в мое лицо.

— Да, а потом вернешься в родные края…

— Нет, — твердо отрезал он. — Я не готов вернуться туда. Равно как и делать тебя несчастной.

Он улыбнулся, очень тепло, но как-то грустно.

— У нас еще есть время, — решительно поднялся, протянул руку. — Я не позволю тебе вернуться, пока ты не сделаешь все, что в твоих силах, чтобы узнать истинного и, если это возможно, стать счастливой рядом с ним.

— Зелья ведь нет, — шепнула я, вложив пальцы в его ладонь и поднявшись. — А сама я не смогу сварить зелье такой силы. Есть шанс превратить себя в чудовище или, того хуже, убить…

— Верно. — Филя вдруг повеселел или, быть может, попытался за показушным весельем скрыть, как ему больно от решения Вульи. Наверное, даже больнее, чем мне. — Тогда обратимся к тому, кто сможет.

Глава 11. Целительница

Я не стала спрашивать у Фили, к кому он решил обратиться за помощью. Не стала спрашивать, куда он собрался и каков его план. Я просто доверилась ему, как течению. Может, потому, что действительно доверяла; а может, из-за того, что было очень больно и обидно, внутри что-то тянуло, отвлекая от окружающего мира, и от этого хотелось плакать не переставая.

Пока лошадь не спеша возвращалась к тракту, я сдерживала слезы, которые иногда все же прорывались наружу. Под копыта скакуна падали мелкие жемчужины.

Весь путь до тракта мы молчали. Но я все думала… Думала о том, что чувствовала тетушка, когда писала то письмо. Было ли ей так же больно, как сейчас больно Филе? Легко ли она ступила на корабль, который должен был доставить ее на другой конец мира?

Эти мысли сменялись злыми… Как она могла бросить нас, даже не рассказав о своих планах при встрече, оставив лишь кусок бумаги, который хотелось порвать в клочья, так же, как строки в письме разорвали в клочья сердце?

А злые мысли сменялись тревожными. Не обидят ли ее там, на чужой земле? Как же она справится одна, без своего верного стража и друга? Будут ли у нее товарищи, друзья, или ее встретят как врага? А если она заболеет, захворает вдруг, кто же позаботится о ней?..

Мне хотелось броситься в море, переплыть океан — и неважно, как долог и труден будет путь, лишь бы встретиться с ней и остаться рядом. Ведь она была единственной, к кому я шла со слезами, кому я жаловалась и с кем заливисто смеялась. Единственной, кому я доверяла беспрекословно. Кого горячо любила и кому прощала все обидные слова. Она стала той самой, кто смог заменить мне мать.

Но от этого безрассудного поступка удерживало только одно. Если тетя не поставила меня в известность, если не спросила моего мнения и решила до последнего ничего не рассказывать, значит, она не хочет меня видеть. Значит, ей лучше одной…

От этой мысли кольнуло в груди, защемило, и я сильно прикусила губу, чтобы слезы вновь не омыли лицо.

Боль утихла на какое-то время, я смогла отвлечься, когда мы, вместо того чтобы свернуть на тракте в сторону академии, направились вперед, где высились ворота столицы и длинная, огибающая по громадному кругу город, каменная стена.

— Тот, кто должен помочь, живет в столице? — спросила тихо, шмыгнув носом.

— Да, — коротко и глухо ответил Филя.

Я с малых лет мечтала побывать в сокровищнице Аркуса — городе красоты. Но не было сейчас трепетного предвкушения и радости внутри. Тупое равнодушие, которое не пошатнула даже ухоженная лужайка, тянувшаяся до самых ворот. Призрачный свет ложился на буйную россыпь цветов — последних цветов минувшего лета. Ветер оглаживал листья на тонких ветвях деревьев и кустов.

— Стой, — потревожил вдруг тишину звучный командный бас.

Филя затормозил коня до полной остановки. У распахнутых ворот стояла стража — двое облаченных в кольчугу воинов.