Сиротка для Ледяного Повелителя - Алиса Лаврова Страница 22

— Я приготовлю чай по мальтерски. Ты знаешь, что это такое?

— Нет — покачала я головой, — никогда не слышала.

— Этот чай согревает тело, и наполняет душу свежим весенним ветром предгорий на границе Саджана. Там, где льется песня пастуха, счастливо приветствующего новый день.

Повар заварил несколько трав, каждую в своем отдельном чайничке, несколько раз в разной последовательности, которую я не успела запомнить, переливая воду из одного в другой. Он говорил, а комната, в которой мы находились, погружалась в легкий, но терпкий аромат заваренных трав. Который чем дальше, тем больше волновал меня, навевая какие-то смутные воспоминания то ли из счастливых снов, то ли из забытого детства.

— Когда пьешь этот чай, — говорил повар, — нужно думать только о тех, кого любишь больше всего, и тогда они обязательно почувствуют твою любовь, где бы они ни находились в эту минуту. Если на свете и бывают чудеса, то этот чай — одно из подлинных чудес.

Наконец, он налил готовый горячий чай в большую толстую глиняную кружку с рыжими узорами, на белоснежной эмали и поставил чашку передо мной.

Я вопросительно посмотрела на него, и он кивнул мне в ответ.

— Думай о том, кого любишь.

— Я должна думать о повелителе? — спросила я?

— Ты можешь думать о ком хочешь, — улыбнулся он, — хоть о триедином императоре, если тебе велит сердце. Но только если велит сердце. Этот чай не обманешь.

— И он почувствует мою любовь, даже если я сама пока не знаю? — я взяла чашку за ручку и смело отпила глоток.

Ты увидишь, и ни с чем не спутаешь — ответил он, спокойно глядя на меня.

Едва сделав глоток, я поняла, о чем он говорил.

Я прикрыла глаза, ощущая, как приятное тепло горячего чая согревает все мое тело.

А сразу после этого, образ повелителя вспыхнул в моей голове, так ярко, словно он сейчас сидел рядом со мной и глядел на меня со своим обычным насмешливым выражением лица:

В эту секунду я испытала такой прилив нежности и любви к этому человеку, словно знала его до мельчайшего движения его души. И не только знала, но и хотела знать еще больше. Хотела, чтобы он всегда был рядом со мной.

— Крастен, — прошептала я одними губами, совершенно ошеломленная нахлынувшим на меня чувством.

Это чувство словно бы всегда было внутри, с самого первого момента нашей встречи, только было закрыто, свернуто, а теперь развернулось и показало себя в полную силу.

Я распахнула глаза и с изумлением посмотрела на повара, тот улыбался.

— Я вижу, ты почувствовала это, Милли.

— Не то слово, — сказала я ошеломленно, — а он это ощутил?

— А ты лучше сама его спроси при встрече, — подмигнул мне повар.

Я смущенно опустила глаза и сделала еще один глоток.

На этот раз чувство вспыхнуло не так ярко, как будто не решаясь перебить впечатление от первого глотка. Но само чувство никуда не исчезло, оставаясь внутри и освещая сердце, как маяк освещает берег в темную ночь.

— Теперь и дальше — это будет почти обычный чай, — сказал повар и сел напротив меня, наливая немного чая и в свою кружку.

— А о ком думаете вы? — спросила я, не в силах сдержать свое любопытство.

Он поднес чашку к своим темным губам и сделал глоток.

— Ее нет в этом мире, — сказал он. Глаза его были закрыты.

— А где же она?

— Она умерла, много лет назад. И я пью этот чай, с верой, что она услышит, почувствует мою любовь даже там, откуда нет перехода в обратную сторону.

— Мне очень жаль, — сказала я.

Мы помолчали. Но молчание это не было тягостным. Каждому из нас, явно было о чем подумать. Я не стала донимать повара расспросами, рассудив, что он сам со мной поделится, если захочет.

Я же думала о повелителе, который все еще был для меня удивительной загадкой Он был и серьезным, но вместе с тем, почти всегда шутил со мной. Он был сильным, но при этом я чувствовала, что он может быть невероятно нежным.

Я вспомнила, как он обнимал меня там, на той площади со скульптурами и сердце мое забилось сильнее, чем билось тогда.

Каково это — быть его женой? И что такое быть его невестой?

Как бы я хотела найти хоть одного человека в этом месте, с которым можно было бы поделиться, которому можно было бы довериться.

— Ты права насчет Соломона, — вдруг задумчиво произнес повар.

— Сэльма сказала вам?

— Да, она намекнула мне, что ты испугалась его,— сказал повар кивая, — не стоит распространяться об этом, но знай, что твое чутье тебя не обманывает. Этот человек может запудрить мозги местным, но мы в саджане люди с гораздо более толстой кожей, если ты понимаешь, о чем я. Надо признаться, что я удивлен: девочка с запада почувствовала то, что северяне даже близко не ощущают. Я бы сказал, что у тебя южная душа, если бы меня спросили.

— Но что с ним такое? Почему от него исходит такая опасность?

Все же я решила рискнуть и открыться этому человеку. Рядом с ним мой огонек горел ровно и ярко, никак не предупреждая меня, так что я посчитала, что это будет правильно. Теперь я твердо знала, что огоньку лучше доверять и его голос нужно слушать чутко и внимательно.

Повар налил нам еще чая и спустя минуту заговорил.

— Он недоговаривает, когда рассказывает всем и каждому эту байку о своем прошлом. Если ученик поступил в лекарскую академию, его исключают только по причине его смерти. Слишком много опасных тайн доверяют они своим ученикам. В свое время он служил и учился у одного очень опасного человека. Тот вырастил его, как своего сына, воспитал его, как своего слугу, и обучил его всему, как своего наследника.

Повар сказал что-то по саджански и, разумеется, я почти ничего не поняла.

— В нем, свернувшись скользкими кольцами, существует подлинный змей. Змей не спит, змей не бодрствует, змей мертв и одновременно жив. И змей всегда хочет есть.

— Я не понимаю.

— Хорошо, что ты не понимаешь, девочка. Ты видела его ногти?