Повесть о предательстве - Мелли Т. Толлэм Страница 21

Интрижки с магами или другими владеющими магией. Интрижки, которые всегда проводились в удовольствие. В магическом мире чистота делала тебя мишенью, и за нее редко держались, но в Камбриэле для женщины было важно беречь ее. Я так привыкла к тому, что каждая нога ступала в два мира, с разными религиями и социальными ожиданиями, что совершенно забыла, как неодобрительно относились к моим действиям в моралистическом обществе Камбриэля.

— Тебя это беспокоит?

Ему потребовалось время, чтобы ответить, и по тому, как он поджал губы, было ясно, что да.

— Да, — выдавил он. — Я никогда этого не делал. Я просто удивлен, что ты это сделала. Я даже не знаю, где и когда у тебя появилась бы такая возможность, если бы не Джордж.

Я схватила одеяло под собой, плотно обернув его вокруг тела в отчаянном желании прикрыть свою наготу. Эйден был девственником, что было полной неожиданностью, учитывая, кем были его лучшие друзья. Я чувствовала себя такой дурой. Отвратительной, недостойной дурой.

— О, боги! — выпалила я, но тут же исправилась, осознав свою оговорку. — Я имею в виду Бога! Мне так жаль, Эйден. Я думала, что это ведет к чему-то, чего явно не было.

— Не надо, — прошептал он и сел рядом со мной, взяв мои кулаки, которые были плотно сжаты в одеяло. Он поискал на моем лице одобрения, и когда я ничего не сказала, спросил:

— Можно мне?

Я кивнула, все еще не уверенная в том, о чем он спрашивает.

Он медленно убрал мои руки, разжимая мои пальцы ровно настолько, чтобы снять покрывало, которое прикрывало меня. Чувствуя на себе его взгляд, я согнула запястье внутрь, чтобы прикрыть серебряную метку, спрятанную на внутренней стороне, но он был слишком отвлечен, разглядывая мое тело, чтобы заметить. Воздух со свистом вырвался из его легких, когда он поднял руку, чтобы погладить кожу моего живота.

У меня вырвался смешок от щекотки, вызванной его прикосновением, и он улыбнулся смеху в моем голосе.

— Мне жаль, — тихо сказал Эйден, его глаза смотрели в мои с благоговением. — Я просто ненавижу, что твой первый раз был не со мной.

— Все в порядке, Эйден, — успокоила я его. — Я не могу вернуться и изменить прошлое. Я любила тебя всегда, но даже в самых смелых мечтах я не думала, что это случится. Если бы я знала…Я бы подождала.

Его глаза засверкали, и он одарил меня ослепительно яркой улыбкой.

— Ты любишь меня?

Я хлопнула его по груди. Естественно, это было все, что он услышал.

— Конечно, люблю.

Он прочистил горло и кивнул.

— Я хочу это сделать. Я ждал достаточно долго и ни разу не оступился, несмотря на то, что все вокруг меня живут во грехе. Ты и я… мы всегда были неизбежны. Так что к черту моего отца и его ожидания. Мы найдем способ все наладить.

Я посмотрела ему в глаза, наблюдая, как в них засветилось упрямство, когда он принял решение и наклонился, чтобы поцеловать меня.

Сначала поцелуй был мягким, как будто он пробовал воду, но постепенно становился более интенсивным с каждым движением языка. И когда я поцеловала его в ответ, он громко застонал и прижался ко мне всем телом.

Теперь пути назад не было.

Я отстранилась от него и судорожно глотнула воздух.

— Эйден. Ты хочешь, чтобы я взяла инициативу на себя?

Его глаза сузились, глядя на меня.

— Нет. Я не полный идиот в таких вещах. Я уже много раз видел, как это происходило.

С таким отцом, как у него, я уверена, так и было.

Он опрокинул меня на спину и перелез через меня, тяжело дыша и двигая ногами, чтобы снять штаны. Он был неуклюж и нервничал, и когда он поднес руку к моему лицу, она дрожала. Мне хотелось посмеяться над его нервозностью или сказать что-нибудь, чтобы успокоить его, но, судя по выражению его лица, это было бы плохой идеей. Эйден был серьезен и напряжен, когда выровнялся у моего входа. Было не время для смеха или банальностей, поскольку он приступал к действию, которое считал греховным.

Когда он медленно скользнул внутрь, мы оба застонали, и я крепко обняла его тело, притягивая ближе к себе. Вены на его шее вздулись от напряжения, когда он уперся в стенку внутри меня, и его дыхание согрело мою шею. Я приподняла таз, побуждая его двигаться, но он положил руку мне на живот и удерживал меня неподвижно, пока сам хватал ртом воздух.

Все это было для него новой территорией, и я не могла даже представить, какая внутренняя борьба происходит в его голове, поэтому я слегка сжала его челюсть и повернула его лицо к своему.

— Поцелуй меня, пожалуйста.

Его губы коснулись моих, и мой язык скользнул в его рот в ленивом поцелуе, призванном расслабить его и привести в порядок спутанные мысли в его голове. Привкус мятного чая заполнил мой язык, и из моего горла вырвался тихий звук. Он застонал от вкуса нашего поцелуя и начал двигать бедрами в медленном ритмичном темпе, от которого мое естество растаяло.

Он оторвался от нашего поцелуя и уткнулся лбом мне в шею. Темп, с которым он двигался, усилился, и медленное жжение в моем центре переросло в бушующий ад.

— С тобой так хорошо, — проворчал он. — Так… Так… хорошо.

Каждое слово, которое он произносил, было сопровождено глубоким толчком, и я сдержала стон, который хотел вырваться наружу.

Стены палатки были слишком тонкими, чтобы заглушить звуки, доносившиеся изнутри, и я поморщилась при мысли, что Брэндон или Джордж услышат что-нибудь из этого. Они никогда бы нам этого не спустили с рук.

Но когда таз Эйдена прижался ко мне, я не смогла сдержать громкий крик, который эхом разнесся вокруг нас. Этот звук только подстегнул его, и его бедра начали двигаться в неистовом неумолимом темпе.

Множество вульгарных слов слетело с его губ, слов, которые я никогда бы не подумала, что он произнесет, когда он погружался в меня. И когда я разлетелась вдребезги вокруг него, он вошел поглубже, кончив с глубоким гортанным стоном.

Он крепко держал меня, отказываясь отпускать, покрывая поцелуями всю мою шею и тело, произнося мягкие похвалы.

И когда позже той ночью он подумал, что я крепко сплю, он прошептал:

— Я люблю тебя.

Я притворилась, что не слышу, и вместо этого глубоко вздохнула, заставив его подумать, что давно сплю.

Потому что это… эта ситуация… не могла пройти мимо сегодня вечером.

Ему было слишком много чего терять,