Мой сосед — вампир - Дженна Левин Страница 19

Прошло ещё несколько минут, прежде чем я смогла прийти в себя и начать нормально соображать. Когда это случилось, я рухнула на кровать и уткнулась лицом в ладони.

В голове всплыли слова Сэма, сказанные пару дней назад: Жить с тем, кого ты считаешь привлекательным, — это всегда плохая идея. В девяти случаях из десяти вы либо переспите — и это будет огромной ошибкой, — либо ты просто свихнёшься от того, что хочешь переспать с ним.

Я застонала. Похоже, Сэм был прав. Что, чёрт побери, мне теперь делать?

Глава 6

Письмо мистера Фредерика Дж. Фицвильяма к миссис Эдвине Фицвильям, 26 октября

Моя дорогая миссис Фицвильям,

Надеюсь, это письмо застанет вас в добром здравии и хорошем настроении. С момента моего последнего письма прошло всего две недели, но за это время многое изменилось. Теперь я живу с молодой женщиной по имени мисс Кэсси Гринберг. Наблюдая за ней — пусть даже мимолётно, — я узнаю невероятно много о современном искусстве, популярной культуре XXI века, ненормативной лексике и манерах одеваться. С каждым днём я всё больше ощущаю себя самим собой и увереннее чувствую себя в этом странном новом мире.

Поэтому вновь прошу вас: перестаньте так сильно волноваться обо мне. Нет нужды писать столь часто и уж тем более расспрашивать Реджинальда о моём состоянии (да, он мне всё рассказал). Я здоров телом, разумом и духом как никогда.

Более того, настаиваю, чтобы вы прекратили те договорённости, что устроили от моего имени с мисс Джеймсон. Я едва знаком с этой женщиной, и, как вам хорошо известно, Париж остался в прошлом — более века назад. Сам я, разумеется, не стану разрывать это соглашение, так как считаю это неразумным и несправедливым — как по отношению ко мне, так и к мисс Джеймсон. Пожалуйста, также передайте ей, чтобы она перестала присылать мне подарки. Она не вняла моим просьбам, хотя я возвращаю каждый из них, не распечатывая.

Скоро напишу ещё. Передавайте мои наилучшие пожелания всем в поместье. Надеюсь, погода в Нью-Йорке стоит приятная.

С любовью,

Фредерик

Привет, Фредерик,

Можно ли поднять температуру в квартире на пару градусов? Я не хотела говорить об этом раньше, так как ты оплачиваешь коммунальные, но здесь немного холоднее, чем я привыкла. Даже три одеяла ночью не спасают.

Кэсси

Дорогая Кэсси,

Прошу прощения. Холод не беспокоит меня так, как других людей, и мне следовало предвидеть, что ты предпочтёшь более тёплое жильё. Сообщи, до какой температуры мне установить термостат, чтобы тебе было комфортно, и я всё сделаю.

Мне жаль, что ты не сказала об этом раньше. Мысль о том, что ты мёрзла с момента переезда, мне неприятна.

FJF

P.S. Твой рисунок, где ты в парке в пуховике и варежках, очарователен — хотя из-за него я чувствую себя ещё большим болваном за то, что держал тебя в холоде так долго.

Фредерик,

Спасибо тебе ОГРОМНО!!!!! Я просто не хотела, чтобы у тебя были более высокие счета из-за меня (поэтому и не сказала раньше). Могу я оплатить разницу?

(Кстати, рада, что тебе понравился рисунок. «Очарователен», говоришь?! Я потратила на него максимум пять минут. Варежки вообще кривые получились.)

Кэсси

Кэсси,

Не беспокойся о разнице в счёте — я всё оплачу.

А если ты создала такую милоту всего за пять минут, смею утверждать, что ты действительно очень талантлива. Лично мне особенно понравились кривые варежки — они придают особый шарм.

FJF

Я была уже на полпути к станции метро, направляясь на смену в библиотеку, когда поняла, что забыла свой альбом для набросков.

Я взглянула на телефон. Сегодня в библиотеке проходила «Ночь в музее», и дети должны были начать приходить через сорок пять минут. Рисовать на работе с полным залом детей, вооружённых кисточками, было бы невозможно, но в это время в поезде обычно попадалось свободное место — можно успеть набросать пару эскизов по дороге. Я только начинала продумывать идею для своей работы на художественную выставку. Недавний разговор с Фредериком подкинул мне зацепку: я хотела создать традиционный пасторальный пейзаж — возможно, поле ромашек, может, пруд, — а затем нарушить его идиллию чем-то совершенно неподходящим, вроде пластиковых упаковок или соломинок, вплетённых в холст.

Это были лишь первые наброски, и многое ещё предстояло обдумать, прежде чем я возьмусь за кисть. Но я всегда носила альбом с собой на случай, если вдохновение и свободная минута совпадут.

Было чуть позже шести. У меня оставалось достаточно времени, чтобы вернуться домой, забрать альбом и успеть к началу детского арт-вечера, хоть и впритык. Марси, возможно, будет немного раздражена, но я всё же уложусь.

Я взбежала по лестнице к нашей квартире, перепрыгивая через ступеньки и не заботясь о шуме. Я не знала, дома ли Фредерик, но в это время он либо уже проснулся, либо ушёл, так что можно было не бояться его разбудить.

Альбом лежал на кухонном столе, там, где я его и оставила, рядом с запиской, которую написала Фредерику утром:

Привет, Фредерик — в ближайшие пару дней меня почти не будет дома. Сегодня у меня поздняя смена, а завтра я ужинаю у Сэма. Можешь, пожалуйста, вынести мусор на этой неделе? Спасибо! Обещаю, на следующей неделе моя очередь.

Кэсси

Внизу я нарисовала маленького улыбающегося человечка с мусорным баком, поднятым над головой.

Фредерик утверждал, что ему нравятся мои маленькие рисунки, и его комплименты — всегда с чопорной учтивостью, но при этом звучащие совершенно искренне — каждый раз вызывали у меня странное, тёплое ёканье где-то в груди.

Когда я подняла альбом, то заметила его короткий ответ:

Дорогая Кэсси,

Да, я могу вынести мусор. Это совершенно несложно, и тебе не стоит беспокоиться о том, чтобы «возмещать» это мне.

Кроме того, рисунок очень милый (все твои рисунки очень милые, да и вообще ты сама очень милая), но это должен быть я? Уверен, я никогда так не улыбаюсь.

Искренне твой,

FJF

Он добавил к записке свой рисунок — человечка-палочку с преувеличенно нахмуренным ртом почти размером с голову. Я не смогла сдержать смех.

Рисунок был таким глупым.

А Фредерик казался последним человеком, способным на такую глупость.

По крайней мере, я так думала.

И ещё — подпись: Твой, FJF.

Твой.

Это было ново.

Я запретила себе размышлять,