Подводная конкиста - Вита Марли Страница 16

Коралловый, шафрановый, маисовый, малахитовый…

— Что ты делаешь? — хихикнув, спросила тланчана.

— Любуюсь произведением искусства. — испанец развязал шнурок на её лифе, оголив пленительную грудь с тёмными, как виноград, сосками.

— То есть битым стеклом. — всё так же не открывая глаз, подытожила она.

— То есть… тобой. — пурпурный камешек Эстебан положил на один сосок, тёмный сапфировый — на другой.

По-русальчьи хрупкая и гибкая Иш-Чель являла собой гениальное творение Бога… Или дьявола. Или тех древних, забытых, изгнанных идолов, что столетиями заправляли делами юкатанских земель.

Но разве могли древние жестокие Боги создать столь нежную красоту?

Впрочем, имя творца для Эстебана значения не имело.

— Здесь так хорошо. — звонкий девичий голос вывел моряка из оцепенения. — А ты всегда молчалив и задумчив. О чём ты мечтаешь, Тиен?

— Прямо сейчас желания мои взаимоисключающие. — испанец выудил откуда-то крупную розовую жемчужину и положил русалочке аккурат в ложбинку между грудей.

Тланчана открыла глаза, повернулась на бок, всем своим видом выражая заинтересованность, и импровизированная стеклянная мозаика в одночасье разрушилась. Бряцнули на песок разноцветные стёклышки.

— Назад хочу. — Эстебан взял стекляшку наугад и запустил в море. Взглянул с тоской на силуэт родной старушки «Люсии».

В историю с подводным царством не верилось до сих пор.

Целый остров с людьми, — ну хорошо, тланчанами, — со своими законами, изобретениями, архитектурой, языком, письмом. Мир невозможный, нелогичный, неправильный!

Словно двести лет назад, когда на всём континенте временная лента преломилась — под водой всё шло дальше своим ходом.

Руки квартирмейстера коснулась узкая ладонь. Русалочка улыбалась тепло. Понимающе. Словно заранее знала, каков будет ответ.

Но теперь Эстебан сам не был уверен в своих желаниях. Помышлял о несбыточном, о вещах, — как он сам выражался, — взаимоисключающих. Абсурдных.

— И в то же время я до безумия, — Альтамирано наклонился к Иш-Чель низко-низко, так, что её дыхание оседало на его губах. — до ужаса, до дрожи, до отчаяния хочу тебя.

Таким упоительным поцелуй мог быть только во сне.

Как будто всё блаженство, всё удовольствие мира сосредоточилось в этом поцелуе. Как будто гладить острые плечи, прижимать к себе за тонкую талию, задирать нетерпеливо юбку, чтобы провести ладонью по смуглому бедру, — и есть уже пик наслаждения. Чистый экстаз.

Жаждущий Эстебан пил сладострастные стоны своей прекрасной Иш-Чель и никак не мог напиться. Вдыхал её запах, пьянел и мечтал опьянеть ещё сильнее. Пытался урвать, отхватить побольше. Запомнить накрепко.

Пожалуй, даже в сонном забытьи понимал — всё это нереально. Лишь морок, мираж, фантазия.

Игра воображения не потушит пожар, не подарит истинной радости, не приведёт к желаемому. Быть может настоящая Иш-Чель не захочет принять от него поцелуй. Очевидно, никогда не впустит в свой рай…

Солнце на горизонте стало пронзительным, ярким. Настойчиво пробивалось, словно сквозь незашторенное окно, жгло и слепило. Сшивало лучами воедино небо и море.

Рай медленно таял. Исчезал.

Испанец слышал пение птиц, шелест травы, а вместе с ними суетливое хлопанье дверей, курлыканье индюка, неразборчивый говор на незнакомом языке, топот и голоса слуг.

Образ Иш-Чель померк.

К великому сожалению квартирмейстера в великом Кулуакане, древнем подводном городе, наступил рассвет.

Глава 17

Сегодняшним утром новообретённое сибаритство практически достигло совершенства — у входа во флигель Аапо натянул кусок хлопкового полотна на манер козырька, притащил откуда-то плетёное из лозы кресло и накрыл завтрак на этой импровизированной веранде.

Испанец мигом почувствовал себя богатым ямайским плантатором.

Работой загружен не был, в хоромах жил комфортабельных с видом на сад, слуги перед ним лебезили да поклоны отвешивали и приказом местного феодала потчевали деликатесами.

К местным блюдам, однако, у Эстебана появились вопросы.

— А это с чем? — обращаясь к слуге, указал моряк на тортилью с подозрительной желеобразной начинкой.

— О, это господин Чак приказал подать своему дорогому гостю изысканное угощение в виде тортильи с мясом аксолотля. — Аапо даже не пытался скрыть, как сильно ему хотелось отведать лакомство, о котором спросил квартирмейстер.

— Аксолотля?! — Альтамирано едва не поперхнулся. — Вы едите это милое улыбчивое… водоплавающее?

— Поверь мне, Человеческий Господин, это очень вкусно! Как мясо белой рыбы, только гораздо… гораздо нежнее! Нет, ты ешь, ешь! — слуга практически сунул плошку испанцу под нос. — Аксолотль очень полезен. У нас он считается символом трансформации и исцеления. Благодаря своим уникальным способностям к регенерации конечностей, сердец и даже частей мозга, считается, что употребление в пищу аксолотля поможет в преодолении невзгод.

Эстебан на это натужно улыбнулся.

— Я, знаешь, пока не очень голоден. — соврал он. — Садись рядом, раздели со мной трапезу. Можешь хоть всех аксолотлей себе забрать, правда! А я вот… — моряк демонстративно положил в рот ломтик авокадо. — Не люблю по утрам объедаться.

— Ох, прости Господин, я не могу. — от радости и нетерпения Аапо аж облизнулся. — Мне положено есть в комнате для слуг или на общей кухне. Таковы правила.

— Так можешь взять. — Эстебан протянул слуге миску. — Сам съешь или поделишься с другими.

— А ты… — юноша нахмурился недоверчиво, — точно не будешь, Человеческий Господин?

— Не буду, правда. — для пущей убедительности моряк активнее замотал головой. — Иди, я тут сам справлюсь. Ты и так мне ого-го как услужил! Аж совестно.

Паренёк счастливый, как моллюск во время прилива, ещё несколько раз поклонился, позаискивал для порядку, а затем, с трудом сдерживаясь, чтобы не ускорить шаг, скрылся в глубине поместья.

Альтамирано добродушно усмехнулся.

Славный малый, однако, этот Аапо. Простой, как пятак, но парень он добрый.

Квартирмейстер поёрзал в кресле, покрутил в руках кусочек какого-то экзотического фрукта, а сам задумался. Вспомнил недавний праздник, блеск патио и чувственный танец принцессы… Такой, что во избежание косых взглядов пришлось прикрывать подушкой пах.

Зачем ей всё это? Она же абсолютно точно, совершенно явственно, без какого-либо двойного смысла дразнила меня. Русалочка могла выбрать кого-угодно. На неё вся мужская половина сада смотрела с мольбой и вожделением, но одарила вниманием меня, разбойника и прохиндея. Для чего? Ради развлечения? Или, может, чтобы нарочно вызвать гнев своего царственного отца и тот устроил мне "сладкую" жизнь?

Эстебан завернул авокадо в маисовую лепёшку, — голодный же, как ни крути! — и поспешно сунул в рот.

Пожалуй, я действительно смог удивить её. Не знаю теперь, как буду играть в этот их грёбаный мяч, но дуракам и новичкам же обычно везёт?

Следующая мысль заставила испанца помрачнеть.

Ага, конечно, повезёт… Если ничего не сломаю. Аапо предупреждал: перелом там дело обычное. Приползу потом увечный к старику Ицамне, брошу кости у его хижины и стану