Венчание - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 16

Девчонки огляделись, поскучнели, потом одна из них итог подвела.

— Да… как была Любава государыней, так и останется, пасынок погневается, да простит, а эта… ну и пусть себе за мужем хвостом ходит, хоть при деле каком будет, а не как та… рунайка.

Устя бы и дальше послушала, да мимо ее уголка укромного девицы уж прошли, а за ними бежать, да расспрашивать… ни к чему. Но выводы она сделала, и боярыню Пронскую к себе позвала.

Та пришла, руки на груди сложила, воззрилась неуступчиво.

Устинья ее ожиданий не обманула, улыбнулась, как в монастыре научилась, у матушки-настоятельницы. Та и не таких обламывала, попади ей Степанида, так уползла б до мяса ощипанной, навек про улыбку забыла.

— Поздорову ли, боярыня?

— Благодарствую, государыня, здорова я.

— А в палатах государевых тебе вверенных, как дела обстоят, боярыня?

— И тут благополучно все, государыня.

— Да неужто? — Устинья удивилась, брови подняла. — Как так благополучно, когда в кладовых недостача, вечор девка руку на поварне обварила, а в горнице стекло ветром вышибло. Хотя и не ветер это, а царевич подсвечником кинул?

Боярыня нахмурилась еще сильнее.

— Так решено уж все, государыня.

— Адам Козельский никого не лечил.

— Так чего его к каждой дергать? Замотали руку — и не жалуется уже.

— Стекло вставили, знаю я. А с недостачей что?

Степанида замялась.

Про недостачу ей ведомо было, но вот откуда что Устинья узнала?

Устя нахмурилась, головой покачала.

— Вот что, боярыня. Ты мне книги хозяйственные принеси сей же час, посмотреть хочу, кто и сколько ворует. И девку сенную чтобы сей же час Адам осмотрел.

Степанида брови сдвинула.

— Так книги хозяйственные у государыни Любавы… государыня.

Устя улыбнулась вовсе уж по-гадючьи.

— Вот и понимаешь ты все хорошо, боярыня. Государыня Любава в монастырь собирается, не возьмет она с собой книги, незачем они ей там. А я остаюсь. И ты остаешься, когда не найду я никаких пропаж. Знаю, Марина этим не занималась, ну так я руки приложу, не побрезгую. И к белью приложу, и к подсвечникам, так, к примеру…*

*- в эпоху ручного труда, отсутствия синтетики и штамповки это все было достаточно дорого, а за покражу у государя карали очень серьезно. Прим. авт.

Степанида аж выдохнула, а что тут скажешь? Вот же, стоит зараза, и глазищами своими смотрит, серо-зелеными, и улыбочка у нее такая… все она понимает, только вслух не произносит.

Зашипела боярыня, ровно кубло гадючье.

— Хорошшшшо, госссударыня, сей же часссс все исполню.

— Да про девку не забудь. Поговорила я с Адамом, не против он. Пусть к нему обращаются все пострадавшие, государь ему и помощника второго нанять разрешил.

— Да, госсссударыня.

— Иди себе, боярыня, а книги предоставь немедленно!

Устя дождалась, пока за боярыней дверь закрылась, и в окно посмотрела.

Там ветер обледенелые ветки раскачивал, тяжко, тоскливо…

Она такой же веткой в гнездо гадюк сунула, пошерудила там… авось и цапнут раньше времени? Чует душа неладное… ох, чует!

Жива-матушка, помоги!

* * *

Анфиса Утятьева все действия свои на три шага вперед продумывала. И других она сильно за такое поведение уважала, вот, ту же Устинью Заболоцкую.

Тихоня-то она, понятно, а как развернулась? Поди ж ты!

Все на царевича охотились, а она — на царя, и поймала ведь, да еще считай, врагов и нет у нее.

Данилова Марфа в монастыре, но с ней просто беда приключилась, там Устинья не виновата. Орлова и Васильева ей от смерти спасены, Мышкина… ту в монастырь далекий отправили, так она рада до беспамятства, что не казнили.

Сама же Анфиса замуж выходит в скором времени, за Аникиту Репьева.

Дождался ее парень, Анфиса ему на грудь пала, от счастья заплакала, все у них и сложилось.

А то как же?

Федор — понятно, но покамест она в палатах царских была, она Аниките записочки писала исправно, в любви своей признавалась, вот и боярич ее ждал.

Дождался.

Свадьба на Красную Горку и будет, как раз, а сейчас Анфиса на Лембергскую улицу направлялась. Травница там живет, да такие притирания делает, такие отвары… Анфиса не раз уж у нее все покупала. Красота — она ж не сама по себе возникает и прибавляется, за ней ухаживать надо, долго да тщательно.

Вот Анфиса и старалась.

С травами в баню ходила, с травами волосы мыла, лицо и тело мазями натирала — пропусти день, мигом гадкие веснушки появятся, даже осенью они Анфису мучают… тайна страшная, ну так что поделать, если коса у нее золотая, да ближе к рыжине. Вот и проскакивают пятнышки противные!

Не место боярышне на Лембергской улице, ну так Анфиса и оделась просто, косу под платок темный убрала, чернавку доверенную с собой взяла, лицо накрасила так, чтобы не узнать ее сразу было, возок у трактира оставила…

До лавки травницы дойти не успела она — чужой возок пролетел, снегом подтаявшим обдал боярышню, та едва лицо прикрыть успела.

А возок у лавки остановился, и из него боярыня Пронская вышла. Не Степанида, а невестка ее, ту Анфиса тоже знала. В палатах царских видывала.

Не частая она там гостья, но захаживала, да не к свекровке своей, а к государыне, Анфисе еще тогда интересно было, чего ей надобно, а сейчас и вдвойне.

Как тут устоять было да не подслушать?

Анфиса знала, стоит ей в лавку войти, сразу колокольчик над дверцей брякнет, ее услышат. Так можно и не входить ведь, на то и окна, чтобы под ними подслушивать?

И то ей ведомо, травница задыхается время от времени, ей свежий воздух надобен, одно из окон обязательно она приотвореным держит. Анфиса и подошла к лавке вплотную, под одно окно зашла — тихо, под вторым прислушалась…

— … не отходит от него.

— От меня тебе что надобно? Яда какого?

— Нет, травить ее не ко времени, Борис от ярости обезумеет, всех снесет. Ритуал надобен, Аксинья затяжелеть должна.

Анфиса уши навострила. Одну Аксинью знала она, а ритуал?

— Правила ты знаешь, человек родной с ней крови надобен.

— Ашшш! Брат ее подойдет? Отец и мать не так на подъем легки, а брата выманить несложно будет.

— Вполне себе подойдет, только до новолуния нам бы управиться.

— Новолуние…

— Через пятнадцать дней. Совсем ты не следишь ни за чем.

— У меня ты есть, матушка.

— Не вечная