Укушенная - Джордан Стефани Грей Страница 13

— Папа? — зову я. — Папа, помоги мне! Заставь их остановиться!

Мой отец стоит совершенно неподвижно. Раздаётся звонок его рации, и один из его коллег спрашивает:

— Руфус, вы справляетесь с аварией?

Согнув колени, с мокрыми от слёз глазами, я молча умоляю его, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне. Но папа нажимает на кнопку, чтобы ответить, и говорит:

— Конечно. Сейчас приведу всё в порядок.

Парень распахивает дверцу внедорожника и, не задумываясь, запихивает меня внутрь.

Вот тогда-то я и понимаю, что по-настоящему одинока.

Двери закрываются с глухим стуком, и я прижимаю руку к стеклу, когда внедорожник отъезжает от места происшествия. Кровь Селесты размазывается по стеклу, искажая остальную часть острова. Раскрашиваю всё в алый цвет, пока машина скорой помощи, полицейская машина и мой собственный отец не исчезают из виду. Селеста исчезает вместе с ними.

Слёзы застилают мне глаза, как яд, мешающий видеть. Я крепко зажмуриваюсь, резко втягивая воздух. Рёбра сгибаются вместе с ним — сгибаются, а не ломаются и не трескаются. Я подавляю стон. Не знаю, что со мной не так, но я также не могу заставить себя беспокоиться. Не о боли, не о жаре, от которого кипят мои вены, не о каплях пота, стекающих с моего лба. Я снова провожу рукой по стеклу.

— Будет ещё хуже, — говорит мужчина слева от меня, его голос груб, как песок, а бледная кожа блестит на фоне странной серой туники. У него тоже горящие жёлтые глаза.

Я вздрагиваю. Так что, возможно, я не совсем одинока.

Отодвигаясь от окна, я чуть не сталкиваюсь с ним ногами. Он сидит на кожаном сиденье рядом со мной в идеальной позе, морщины на его коже выглядят почти тонкими по своей природе. Будто это всего лишь плод воображения, наложенный на странную реальность вечной молодости. Может, он и старше, но всё ещё кажется молодым.

— Боль, — уточняет он, поджав губы. — Твоё превращение уже началось

Слова повторяются те же, что произнёс парень, но я их не понимаю.

— Превращение?

— В оборотня, — говорит он просто, будто обсуждает погоду. — Всё начинается с укуса, если только ты не волк с рождения, — он поглаживает кончики своих заострённых ногтей. — Укус определяет степень твоего превращения. Небольшой укус проявится повышением температуры или, возможно, перепадами настроения. В конце концов и то, и другое одолеет тебя. Голод разрушит твой мозг, лишит тебя всех остальных чувств, и ты наверняка убьёшь даже самого близкого человека. Твоего отца, — говорит он, подчёркнуто кивая. — Но ты пострадала. Превращение сломает то, что ещё не сломалось, а затем, вероятно, сломает и тебя.

Я пристально смотрю на него. Он опускает стекло, нажимая кнопку, и позволяет горячему воздуху взъерошить его каштановые волосы, прежде чем откинуться на подголовник. Его золотистые глаза сужаются, когда он обращается к остальным в машине.

— Сегодня вечером не было необходимости в насилии. Наша Королева больше не потерпит такой катастрофы.

Водитель, сидящий впереди нас, немедленно соглашается, но его голос звучит приглушённо для моих ушей. В словах мужчины, сидящего рядом со мной, есть что-то знакомое. Что-то, что глубоко ранит.

Такой аварии. Насилия. Твоё превращение.

Всё начинается с укуса.

Оборотень.

Я провожу рукой по бедру, обнаруживая дюжину дырочек в своей плоти. Меня тошнит.

— Вы сумасшедшие. Вы все сумасшедшие.

У меня галлюцинации. Вся эта ночь была сплошным кошмаром. С минуты на минуту я проснусь и увижу, что Селеста тычет в меня лакричной вишней посреди кинотеатра. Мы посмеёмся, и она отвезёт нас домой, и мне больше никогда не придётся думать ни об одном из этих ужасов.

— Если ты считаешь нас ненормальными, кем, скажи на милость, ты считаешь себя? — мужчина бросает на меня взгляд, его взгляд падает на мои раны. У него изо рта растут два клыка, длинные и острые. Неестественные. Невероятные.

Я отшатываюсь от него.

Проснись. Проснись. Проснись.

Но я не просыпаюсь.

Я не сплю.

Я задыхаюсь, не в силах усидеть на месте, глядя, как в этих клыках отражаются красные и жёлтые огни светофора. Это невозможно. Всё это не должно быть реальным.

И всё же… я знаю, что видела сегодня вечером. Знаю, как умерла Селеста, и что её убило. Знаю, что напало на меня.

Оборотень.

Жар поглощает боль, прогоняет её. Пот капает с моего лба, с губ и рук, пока я не начинаю тонуть в нём.

— Тебя доставят в замок Севери и запрут в комнате для безопасности, — говорит мужчина. — Если ты завершишь превращение, то предстанешь перед королевой, и тебе будет оказана честь пройти Первый обряд. Как только Оракул предскажет твоё будущее, мы найдём для тебя место в одной из многочисленных стай на Американских территориях королевы. Если ты умрёшь… что ж, полагаю, это не требует дальнейших объяснений.

В горле пересохло и першит, я говорю:

— Мне нужно в больницу.

Мужчина бросает взгляд на мои открытые раны, прежде чем снова встретиться со мной взглядом.

— Ты никуда не поедешь.

Я смаргиваю пот, впервые с тех пор, как они затолкали меня в эту машину, перед глазами у меня проясняется. Я сама найду больницу. Попрошу папу как-нибудь всё исправить. Этот человек неправ. Он лжёт.

Со мной всё будет в порядке.

Резко повернувшись, я дёргаю за ручку, но дверь не открывается. Я дергаю сильнее. Грубее. Должен же быть выход отсюда. Путь домой. Я тяну и тяну, и…

И пластиковая ручка отламывается у меня в руке. Я смотрю на неё. Смотрю на свои дрожащие руки.

— Если ты сбежишь из машины или от Двора Королевы Волков, тебя немедленно и без промедления прикончат, — говорит водитель — парень, который меня похитил. Он оглядывается на меня, такой высокий, что его голова почти касается крыши. Он приподнимает бровь. — Я не буду повторять тебе это снова. Успокойся.

Успокоиться?

Эта концепция смехотворна. Оскорбительна. Понимание прорастает корнями в моём позвоночнике, приковывая меня к сиденью. Как в замедленной съемке — или, может быть, всё это происходит одновременно — я понимаю. В глубине моей души, в самой глубине моего нутра, где всегда лежит правда. Я должна была догадаться в тот момент, когда увидела, как парень сломал дубинку моего отца.

Эти монстры убили Селесту.

Моё сердце бешено колотится. Быстрее, чем это возможно, я швыряю дверную ручку в парня, но она пролетает мимо его лица и застревает в ветровом стекле. Стекло трескается, осколки кристаллизуются паутиной по