Ведьма, к ректору! Сборник - Алисия Чарская Страница 5

— Я не знаю что делать, — растерянно прошептала и тут же вскрикнула, когда ректор забрал из моих рук нож и потянулся к скованным путами ногам.

Уйдет. Он меня тупо разыграл и сейчас сбежит!

Но вскрикнула еще раз, когда окончательно освободившийся Матвей Павлович вдруг резко меня развернул и подмял под себя.

— Расслабься, я знаю, что ты хочешь!

Откуда? Я ему про метлу ничего не говорила! Или говорила?

Но ректор-извращенец вспомнил совсем о другом желании. Он привстал и, покрывая меня мелкими поцелуями, особенно мне понравились в соски, спустился губами вниз, снова к тому месту, которое совсем недавно жадно вылизывал.

— Опять вы, Матвей Павлович? – обреченно спросила я, привстав на локтях. – Вы точно в курсе, как девушек девственности лишать надо? Или я у вас первая?

— Расслабься, Ванеева, — усмехнулся ректор, и я руку готова отдать на отсечение, что на секунду с него слетело зачарование!

Но я привыкла слушаться Матвея Павловича – в угол, так в угол, расслабиться, значит расслабиться. И при первом же прикосновении его языка, протяжно выдохнула и вцепилась руками в колья по обе стороны алтарного камня.

Удары барабанов возобновились, чётче стало слышно речитативное зачитывание заклинаний от главной сестры, но внимание сосредоточилось на ошеломительных ощущениях между ног…

Если только не думать, что это неправильно, не вспоминать, что в моей письке зарылся ртом мужчина, не офигевать, что это не просто мужчина, а мой ректор, то…

Божечки, как же это хо-р-ро-шо!

Я разомлела от влажных скользящих прикосновений, от мужских, слишком откровенных поползновений. То как Матвей Павлович дотрагивался до бёдер, раскрывал пальцами складочки, засовывал язык глубоко внутрь.

Приятно, будоражаще и так стыдно…

Я вдруг поняла, что в ушах бьют не барабаны, а мое сердце. И вообще, всё вдруг стало чувствоваться иначе, острее, ярче, надломнее.

Губы сохли от частого хриплого дыхания, все чаще я не могла сдержать стонов, когда мужчина внизу выводил круги вокруг моей ядерной точки. Та, которая «джи» наверное. Не сразу поняла, что зарылась пальцами в волосы ректора и ерошу их, то надавливая на его затылок и делая прикосновения более глубокими, то отталкивая, когда не остается сил терпеть это мучение.

Ох, черт, теперь я лучше понимаю, почему об инициации молчат, не рассказывают, что там будет происходить в момент рождения ведьмы.

— Ма-а-мочки-и-и! – Взвилась я, когда ректор губами сдавил мою точку «джи» и всё скопившееся внизу живота напряжение опоясывающими судорогами стало разматываться, подкидывая меня от нестерпимых, сладких, продолжительных спазмов.

Я орала? Это я? Ору?!

— Ковен справедливости отказывается от ведьмы.

Вдруг отчетливо пронесся чистый бесстрастный голос, вытащивший меня из омута наслаждения.

Как отказывается? Зачем? Почему?!

— Матвей Павлович, вы что-то неправильно делаете! – в ужасе запричитала я, отталкивая его осоловевшую физиономию от себя. – Надо что-то другое. Девственность же! Я еще с ней. Поторопитесь!

Он сел на колени, странно вытер губы рукой, обхватил меня за лодыжки и потянул, заставив снова опрокинуться на камень.

— Хватит уже лизать, кот похотливый! Сделай меня ведьмой, уже! Сделай хоть что-нибудь!

— Ты готова? – томно растягивая слова уточнил ректор.

— Готова, давно готова! Я восемнадцать лет жду-недождусь…

И заткнулась, придавленная его телом. А дальше произошло то, к чему я готова совсем не была!

Почувствовав совсем другое давление между ног, я напряглась.

— Расслабься, — сдавленно прошептал Матвей Павлович.

— Не могу, вы же давите!

— Раздвинь ноги шире…

— Господи, лучше бы вы языком лишили…

— Ты про девственность? – хохотнул он, снова становясь обычным Матвеем Павловичем.

И в этот момент произошло это!

Его лицо исказило удивление, причем шокированное такое удивление, типа, что я на тебе делаю, Ванеева? Я раздвинула ноги шире, как он и просил. И его огромный твердый кол скользнул в меня, протыкая насквозь и разрывая от боли.

Я с криком уперлась ему в плечи, пытаясь снять с себя, но ректор застыл, все с тем же изумлением разглядывая мое лицо, губы, груди, и опуская взгляд ниже, где я извивалась, все еще пришпишенная его членом.

— Ох, Ванеева… Как же?..

— Выньте же, уже! Вы меня до живота проткнули!

— Александра… Саша…

Я подняла на него слезящиеся глаза, увидела сожаление, тут же сменяющееся зачарованием. Матвей Павлович чуть вышел, а я скривилась от неприятной саднящей боли.

— С рождением, ведьма! – хором воскликнули сестры, но я вместо облегчения вдруг почувствовала такую пустоту…

Теперь инициация не казалась чем-то светлым и добрым. Делать такое с мужчиной под наблюдением сотни глаз было безумно стрёмно.

— Кажется, будет Светлой, — удовлетворенно прошептала одна из сестер-наблюдательниц.

— Он еще не до конца вышел, возможно, будет Тёмной, — раздался язвительный ответ.

Но я для себя решила, что раз уж так обломалась на жертве, то на выбор Ковена повлиять точно смогу.

— Отпустите меня, Матвей Павлович. Мне достаточно, больше не надо. Не хочу.

— Пожалуйста, Ванеева? – в голосе ректора мучительная просьба.

Только о чем?

Он больше не просил, взял меня за бёдра, перевернул, буквально продемонстрировав выражение «вертеть на х*ю», и поставил перед собой на четвереньки, с протяжным стоном входя на полную!

— Ай-яй! Матве-ей Павлович! Вы чего?

— Мне – не достаточно. Я все еще хочу, — бросил он и задвигался.

Я непроизвольно вцепилась в камень обломав ногти, вскрикнула от поехавших коленей, только сейчас заметив, что алтарь совсем не располагает к получению удовольствия в такой позе, и сжала мышцы, туже обхватив ректора за член.

Теперь вскрикнул мы оба, я от боли, а он от удовольствия.

— Расслабься же, — хрипло пробормотал Матвей Павлович, снова сдавливая мне бедра и с силой насаживая на член, по пути наотмашь шлёпая ладонью по заднице.

— Матвей Палыч! – взвизгнула я, отстраняясь под его протяжный стон.

— О, да, Ванеева. Не напрягайся, иначе всю следующую неделю сидеть не сможешь.

И снова толкнулся в меня, выбивая дух, а я вопреки своей послушности сжала ствол, мешая меня таранить. И опять взвизгнула от звонкого шлепка.

— Вам нельзя пороть студенток!

— Тогда слушайся своего учителя… Да-а… Та-а-ак… Не зажимайся, малышка…

Меня развезло от обращения. Малышкой меня называли с раннего детства, не только вся семья, но и сестры. Пока я