Любовь & Война - Мелисса де ла Круз Страница 43

восточном побережье, оставляя огромные участки территории страны, образно говоря, незаселенными и потому незащищенными. Страна с такими обширными территориями просто не сможет существовать, если три четверти ее населения будут враждовать с одной оставшейся. Им придется найти общее дело и понять, что, к добру или к худу, они все теперь американцы. Как сказал Бенджамин Франклин, подписывая Декларацию независимости: «Мы, определенно, должны держаться вместе, ведь велика вероятность того, что по отдельности нас повесят».

Таким образом, работа одного дня растянулась на два, три, а затем и на неделю. Между тем клиенты все так же не спешили в контору. Несмотря на то что Алекс написал письма нескольким дюжинам друзей, знакомым, друзьям друзей и даже нескольким совершенно незнакомым людям, заявив о начале своей работы в Нью-Йорке, в его дверь все так же никто не стучал, а почтовый ящик был пуст, если не считать тех писем, которые касались формирования нового правительства.

А из-за того, что у него все еще не было секретаря, ему приходилось доставлять большую часть своих писем самому. Оставив коня, подаренного ему Лоуренсом, в «Угодьях» (стоимость содержания лошади в городе была практически равна ежемесячной ренте!), он мог теперь рассчитывать лишь на городские двуколки либо передвигаться пешком.

Пусть погода, хоть и холодная, была достаточно терпимой, и работа эта могла бы даже доставлять ему удовольствие, если бы не отнимала столько времени, если бы на столе не росла стопка счетов и если бы что-то из этого могло принести ему живые деньги.

Алекс твердо решил, что они не станут даже рассматривать предложение Элизы обратиться к ее отцу за займом, а может, и не одним. Но по прошествии двух недель Алекс стал опасаться, что ему придется начать охотиться на клиентов в судах, как те недобросовестные адвокаты, которые подстерегают несчастных, нарушивших закон по незнанию, или жертв недобросовестности торговцев или домовладельцев, чтобы лишить их последних денег, заставив оплачивать услуги адвоката, якобы защищающего их от штрафов, которых и быть-то не должно.

Однако где-то на третьей неделе, сразу после полудня (Алекс знал точно, потому что мгновение назад доставал часы из кармана, раздумывая, не пора ли заскочить в таверну на углу Стоун-стрит и Бродвея), во входную дверь конторы постучали.

В отсутствие ассистента Алексу пришлось встать из-за стола и пойти открывать самому. Если то, что кто-то постучал в дверь, его удивило, то он был просто потрясен, обнаружив по ту сторону двери женщину немногим старше его Элизы. И пальто, и капот женщины, отметил Алекс, были из отличной шерсти, но изрядно поношенные, и прямо говорили о том, что эта некогда состоятельная особа сейчас переживает тяжелые времена. Когда Алекс заметил траурную ленту из черного сатина, закрепленную на рукаве ее пальто, то сразу же все понял. Молодая женщина была вдовой, а ее муж, без сомнения, стал жертвой недавней войны.

– Добрый день, – сказал он, протягивая руку. – Могу я вам помочь?

– Добрый день, – ответила женщина уверенным тоном, но без всякого высокомерия. Ее пожатие тоже было весьма решительным. – Мне сказали, что это адвокатская контора мистера Александра Гамильтона.

Алекс почувствовал, как гордая улыбка скользнула по лицу. Он впервые слышал, как эти слова произнесли вслух.

– Действительно, так и есть, миссис…

– Чайлдресс, – представилась женщина. – Если он не слишком занят, нельзя ли мне с ним встретиться?

Алекс рассмеялся.

– Он вовсе не занят. Пожалуйста, проходите, – продолжил он, отступая и жестом приглашая ее в приемную. – Могу взять ваше пальто?

– Благодарю, – произнесла миссис Чайлдресс, снимая пальто. Алекс повесил его на вешалку, а затем проводил женщину в свой кабинет, где с ужасом понял, что у него только один стул. Как же он мог не заметить этого больше чем за две недели, что занимал его? Он оббежал стол, вытащил свой собственный стул и предложил его миссис Чайлдресс.

Если его новая клиентка – он надеялся, что она клиентка, а не ищет работу, – и заметила его метания, это никак не отразилось на ее спокойном, хоть и довольно напряженном лице. Она села и уставилась в пространство прямо перед собой, в то время как Алекс, взвесив все варианты, решил наполовину облокотиться, наполовину присесть на край стола так, чтобы не возвышаться над ней, заставляя задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо.

После нескольких секунд молчания миссис Чайлдресс сказала:

– Могу я попросить стакан воды?

Говоря это, она на него не смотрела.

– Да, конечно, – ответил Алекс немного нервно. По крайней мере, в комнате был кувшин, который он наполнил из уличного колодца, едва успел прийти утром. И чашка всего одна. Он незаметно протер ее начисто, налил воды и передал женщине. Она взяла ее затянутой в черную перчатку рукой, но пить не стала, а поставила на край его стола.

Еще после нескольких секунд молчания Алекс прочистил горло.

– Могу я спросить, что привело вас сюда?

– О, если вы не возражаете, – сказала миссис Чайлдресс слегка смущенным тоном, словно говорить ей было неловко, – я бы предпочла поговорить с мистером Гамильтоном напрямую.

Алекс почувствовал, как вспыхнули его щеки, и заметил, что следом покраснела и посетительница.

– Если не принимать в расчет вероятности того, что есть какой-то другой мистер Гамильтон, который использует эту контору в мое отсутствие, тогда я – это он и есть.

– О! – выдохнула она, тут же осознав свою ошибку. – Когда вы открыли дверь, я решила, что вы помощник!

Алекс сардонически улыбнулся.

– Пожалуйста, считайте меня вашим помощником, миссис Чайлдресс, которому еще только предстоит обзавестись секретарем, чтобы тот открывал двери и подавал воду.

– Дело не в этом, – сказала Чайлдресс. – Дело в том, что, ну… вы так молоды!

Алекс почувствовал, что его щеки покраснели еще сильнее.

– Революция меняет взгляд на разные аспекты жизни, – сказал он, но стоило этим словам слететь с его губ, его взгляд зацепился за темную деталь ее наряда, и он понял, что подобный комментарий мог показаться ей несерьезным.

Но она, похоже, отнеслась к его словам с пониманием. Проследив за его взглядом, она коснулась рукой ленты на рукаве.

– Поверьте, я это знаю, – раздался ее отстраненный голос. – Я ношу эту ленточку так долго, что иногда даже забываю о ней. Но ни дня не проходит, чтобы я не вспоминала своего дорогого Джонатана.

Алекс открыл было рот, чтобы пробормотать положенные соболезнования, еще до того, как она закончила, но при слове «Джонатан» слова застряли в его горле. «Ах, Лоуренс!» – подумал он. Хотел бы он сказать, что думает о друге каждый день, но правда была в том, что он постарался