Анчутка - Алексей Малых Страница 35

— Это точно он? — задумчиво произнёс Кыдан, путая пальцами ароматные струйки, восходящие от его изящной курильницы.

— Я лично видел на его руке перстень, — перед ханом в рабской позе на коленях, коснувшись ладонями пола, стоял Креслав.

— Так почему же его голова ещё не у меня? — сменив свой монотонный голос на резкий, Кыдан проявил крайнее недовольство.

— Я сомневаюсь…

— Принеси мне его голову! — оборвал не дав договорить. — Ты стал мягкотелым, как слимак (слизняк)! Запомни, пса, который потерял нюх отдают на растерзание стервятникам!

Кыдан схватив деревянную чашу, желая осушить хмельной напиток, и замер так и не поднеся её к своим губам. Он лишь ненадолго ушёл в себя, крепко сжав мозолистыми пальцами резные бока. Его голова повисла, а мелкие, тёмно-русые косы со звоном колец, вплетённых в них, спали с плеч.

— Я жду его голову и руку с перстнем, Креслав, и тогда ты получишь свободу, — более сдержанно продолжил.

— Кыдан-хан, не гони меня, — дерзко встрепенулся, вытянувшись на коленях вверх. — Ты знаешь, что я делаю это не ради свободы. Позволь мне жить и дальше подле твоей курени.

Кыдан поднял на того свой лик. Его глаза лишь слегка были подёрнуты печалью — хан не мог проявлять своей слабости.

— Я знаю, почему ты хочешь остаться — он так похож на неё… — повеяло грустью. — Ты ведь любил мою сестру, верно?

— Я и сейчас люблю её, — еле слышно признался северский, осаживаясь назад.

— Глупец! Это ты виноват в том, что с ней произошло! Если бы ты не бежал! — замолчал, не желая томить себя воспоминаниями, но, верно, и сам себя коря за чрезмерную жёсткость со своей свободолюбивой сестрой не сдержался от горячей исповеди:

— Из всех женщин Дешт-и-кыпчак ему понравилась именно Тулай. Я тогда был слаб в своём роду, я был младшим сыном своего отца, а Ясинь был сильным ханом! Мы могли бы обрести могущество после объединения с ним. Ясинь-хан прислал сватов с щедрыми дарами, а она отказалась. Я думал, что она просто не пожелала стать четвертой женой Ясинь-хана. Я же, в своей жадности, делал вид, что не слышу её, а она слёзно молила меня не соглашаться на брак. Но как я мог мучить её?! — вдруг встрепенулся, голос надломился. — Я не выдал бы её замуж без её согласия! Я уже собирался отослать назад дары, хотя союз с Ясинь-ханом нам был крайне необходим тогда! А ты! — растеребив нарыв в своей душе, Кыдан рыкнул, что Креслав сжался, пряча голову в плечах. — А ты?! Ты всё испортил. Истинно — любовь делает нас безумцами! — драгоценная слеза степняка сорвалась с его ресниц. Словно стесняясь, своей слабости, хан стремительно смахнул сбежавшую слезу, посмотрел по сторонам, будто испугавшись, что о увиденном могли рассказать шёлковые занавески, растянутые вдоль стен. — Я только хотел, чтоб она была счастлива, — его голос дрогнул. — Я был слишком требователен к ней, — замолчал, а потом судорожно втянув в себя воздух, закончил свою исповедь, — в её смерти я виноват не меньше тебя.

— Прости меня, мой повелитель, — Креслав стоя на коленях, с каждым словом степняка опускал голову ниже, пока своим израненным лбом не коснулся мягких килимов. В отличии от хана, он не сдерживал своих слёз. Её крик постоянно стоял в его ушах, особо отчётливо он слышал его, когда оставался один в своей веже.

* * *

Дикое поле. Двадесять лет назад, месяц спустя после неудавшегося побега Креслава из полона.

Заслышав фырканье коней, Креслав скинул овечье одеяло и попытался быстро подняться. Глухой, болезненный стон сорвался с изуродованных губ. Северский схватился за рассечённую грудь, своими поспешными движениями растревожив плохо-заживающие раны — при отсутствии должного лечения те не затягивались, нарывали. Прищурившись от света, озарившего его жилище, он с пущим рвением попытался встать на колени, разглядев своего единственного посетителя за последнюю луну, но переломанные рёбра сковывали его, делая движения неумелыми и корявыми.

Откинув полог кибитью лука, в вежу зашёл Кыдан. Он был светел лицом, статен, а взгляд его ореховых глаз был холодным и надменным. Терпеливо ожидая пока Креслав примет перед ним коленопреклоненую позу, он стоял сложив руки за спиной и держа в них свой изогнутый лук. Наконец, медленно бесцветным голосом заговорил, с ног до головы соизмерив своим презрением изувеченного северского. Через всё лицо хозяина скромной вежи проходил уродливый рубец, обе губы были рассечены и криво срослись, нос был перекошен, а слева чернотой зияла пустая глазница, перечёркнутая ещё одним шрамом.

— Кыдан-хан, тучны ли твои стада? — продрав горло, начал Креслав.

— Оставь это своим доброжелателям, — замолчал оглядываясь по сторонам, примечая скромное убранство, а вернее отсутствие его, — если они у тебя ещё остались. Я приказал каму (шаман) навестить тебя.

— Ты прещедр, Кыдан-хан! Я не достоин.

— Хан, — задумчиво проговорил, но в голосе не было восторга. — Признаюсь, меня тяготит моё новое положение, которое я получил благодаря вашему побегу. В погоне за вами мы нарвались на урусов, или может быть это ты сказал им, где мы?! — несдержанно гаркнул, вынудив Креслава, склониться немного ниже. — Они разбили нас тогда, а потом разорили курень, убив старого хана, всех его сыновей и беков. А моя сестра! — он закрыл глаза и шумно втянул в себя затхлый воздух, удерживая свою горечь внутри себя, не давая пророниться ни капле, чтоб не почувствовать расхолаживания кипящей в нём ярости. — Ты знаешь, что своей жизнью обязан моей сестре?

— Да, Кыдан-хан, и я готов уплатить за это любую цену, — немного скрипуче ответил Креслав. Ему было тяжело говорить, да и сидеть тоже получалось с большим усилием, но он даже не смел двинуться.

— Тулай молила оставить тебе жизнь. Она сказала, что сама последовала за тобой, когда узнала, что ты убежал. Что нагнала тебя неподалёку от их границы с Дешт-и-кыпчак, — повисла пауза, которая нарушалась лишь хриплым дыханием Креслава. — Я не могу сказать, что рад тому, что ты остался жить, но это лучше, чем ничего — ведь без тебя я не смогу сделать того, что задумал, — Кыдан говорил резко, и словно остриё кинжала, проникало с каждым словом в нутро северскому.

— Твой верный пёс слушает тебя, мой повелитель, — смиренно произнёс тот, скорее просвистел надорванной губой.

— Мне нужно, чтоб ты убил этих четверых, их жён