Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе Страница 32

Она вошла в свою комнату, зажгла свечи и взглянула на себя в каминное зеркало. Она была до того бледна, что почти испугалась. Со вчерашнего дня произошла в ней перемена: глаза стали как-то больше и пламеннее, лицо, так сказать, прониклось глубоким чувством, волновавшим ее сердце.

– Нет, я не узнаю себя. – В ее взгляде была какая-то неопределенная грусть, наводившая ужас. – Любовь, какая грустная вещь! – проговорила она.

Жанна вспомнила о матери и о Бриансоне и сочла себя несчастной.

– Мать отталкивает меня, – прошептала Жанна, – а он не призывает. – Заплакала и упала на колени возле своей постели. – Спаси меня, Боже!

Она стала молиться, но вскоре заметила, что все мысли ее заняты исключительно Марциалом.

Жанна встала с колен и стала медленно раздеваться, не зная сама, что делает. Голова ее пылала, и Жанна подумала, что ей не удастся поэтому заснуть. Она взяла роман – опять то же: мысли стремились к Марциалу. Когда страсть овладеет сердцем, тогда нет для него никакого романа, кроме самой страсти.

Однако к утру Жанна заснула, но тем тревожным сном, который скорее изнуряет, чем подкрепляет. Поэтому, встав около девяти часов, она дрожала как в лихорадке и не могла укротить бурю в своем сердце.

Добрая мысль привела ее к комнате матери; Жанна хотела примириться с матерью и привести ее в хорошее расположение духа. Она решилась сломить свою неукротимую гордость, но вместе с тем приняла твердое намерение не выходить замуж за Деламара.

Графиня д’Армальяк никогда не запирала двери в свою комнату, но на этот раз Жанна не могла ее отворить; она постучалась тихонько. Графиня не отвечала, хотя Жанна знала, что мать проснулась, так как потребовала чашку шоколада.

Гордость снова заговорила в сердце молодой девушки. Жанна поспешно вернулась в свою комнату, сказав:

– Кончено! Тем хуже для меня и для нее!

Она торопливо надела черное платье, черную шляпку, накинула на плечи шубу и сбежала с лестницы.

– Вы к обедне? – крикнула ей горничная.

Жанна не отвечала.

Сойдя с лестницы, она едва не вернулась назад.

– Нет, – сказала она, – невозможно, чтобы я пошла туда.

После минутного колебания она почти побежала, не оглядываясь назад.

На улице она знаком подозвала фиакр и забилась в нем в угол, как будто пряталась.

– Куда ехать? – спросил кучер.

Д’Армальяк жили на бульваре Мальэрб; Жанна сказала кучеру:

– Недалеко, на улицу Цирка; но через проспект Габриэль.

– Который номер?

Молодая девушка не осмелилась сказать номер.

– Остановитесь на проспекте Габриэль. Поскорее!

Если вы не угадали, то сейчас увидите, куда она поехала.

В своих мечтах, мучивших ее во время тревожного сна, Жанна уже переносилась в этот дом, бывший для нее и раем, и адом. Она припоминала, что у нее недоставало сил взойти на лестницу, что Марциал сошел вниз и, как будто по волшебству, перенес к себе. Осуществится ли этот сон? Дома ли Бриансон? Достанет ли у нее смелости переступить порог? Не встретится ли кто-нибудь из знакомых? Кроме того, Жанна не знала, на каком этаже квартира Бриансона. Решится ли она спросить о том у привратника?

Пока ее занимали все эти вопросы, фиакр быстро ехал.

– Экипаж едет слишком скоро, – проговорила она, как будто чувствуя под ногами пропасть.

Фиакр остановился на проспекте Габриэль, на углу улицы Цирка.

Жанна медлила выйти; кучер взглянул на нее и, казалось, недоумевал.

– Да, здесь, – сказала ему Жанна.

Наконец она вышла из фиакра и пустилась идти быстрыми шагами.

– Знаю, знаю, – проворчал кучер, не получив платы, – она не хочет, чтобы я знал номер. По-видимому, наняла меня по часам. – И он передвинул часовую стрелку на пять минут вперед, потом стал читать свой журнал.

Глава 8. Завтрак Маргариты

Жанна ошиблась стороной улицы и едва не попала в дом Деламара.

– Боже мой! Я и не подумала об этом, – пробормотала она, перебегая через улицу.

Вошла в ворота и спросила у привратницы, на каком этаже квартира Бриансона.

Пристально смотря на Жанну, привратница отвечала, что Бриансон живет на третьем этаже; потом с лукавым видом прибавила:

– Кажется, у него кто-то есть.

Жанна поняла слова привратницы и готова была вернуться назад, но из ребяческой гордости решилась показать вид, будто не обратила внимания на сказанные слова; она прошла мимо привратницы, гордо подняв голову, и стала храбро взбираться на лестницу.

Достигнув второго этажа, она испугалась жильца, который, встретясь с нею, поклонился ей с вежливой улыбкой.

Ей показалось, будто ее узнали, но вернуться было уже поздно.

Через минуту она звонила у дверей Бриансона.

Ей отворил маленький негр.

– Господин Бриансон?

– Ваше имя?

– Неизвестная.

Маленький негр, казалось, задумался, так как его господин приказывал ему несколько раз: «Если ты впустишь такую-то или такую-то, то я тебя вышвырну в окно».

Но Бриансон никогда ему не говорил: «Если придет незнакомая дама, откажи ей».

На основании этого грум, зрело обдумав, решился ввести даму в гостиную, сказав, что доложит о ней графу.

– Разве есть гости? – спросила Жанна, понизив голос.

– Да и нет, – отвечал негр, знакомый с дипломатическим языком.

Едва он вышел, как Жанна услышала следующие слова Бриансона:

– Дама в черном, в десять часов утра – дурное предвещание.

«Без сомнений, – подумала Жанна, – он разговаривает с одним из своих друзей».

Она хотела бы сделаться невидимкой, как в волшебных сказках, чтобы все видеть и слышать, но уже стала жалеть о том, что пришла сюда.

Вошел Марциал; Жанна, не трогаясь с места, ждала его.

– Это вы? – спросил он, скрывая под улыбкой свое удивление.

Он взял ее руку.

– Нет, не я, – сказал она, открывая вуаль.

Она была бледна как смерть; ее прекрасные глаза окружились черным; лицо имело трагическое выражение.

– Нет, это не вы, – повторил он. – Что такое случилось?

– Вы не угадываете?

Марциал бессмысленно посмотрел на Жанну.

– Говорите, что случилось?

– Случилось то, что я хотела бы быть на тысячу футов под землей.

Марциал, подшучивавший даже в самые драматические моменты, прошептал:

– А, понимаю. Хочется быть на тысячу футов под землей, а не на десять в земле?

– Не смейтесь, – возразила Жанна, еще сильнее опечаленная, – я хотела бы умереть.

Марциал нежно, с братским чувством, обнял Жанну; последняя поняла, что в нем не говорила любовь, и потому грустно сказала:

– Я вижу хорошо, что вы не понимаете, почему я пришла.

Марциал старался прочитать в глазах молодой девушки.

– Не смею понять, – прошептал он.

Теперь Марциал поцеловал ее в лоб, расцеловал ее глаза.

– Слезы, – сказал он.

– Нет, я не плачу, – отвечала Жанна, подняв