Потерянное письмо - Мими Мэтьюз Страница 20

Она прерывисто выдохнула. Это было сделано. Все было кончено. Она всегда хотела знать, что положило конец их роману, и теперь знала.

Наконец-то она могла отпустить его.

— Думаю, я посижу здесь немного, — сказала она, опускаясь на подоконник. — Если бы вы только дали мне минутку побыть одной, чтобы собраться с мыслями.

Но он не послушал ее. Вместо этого он сел рядом с ней, по-видимому, не обращая внимания на тот факт, что подвергал себя воздействию всей силы полуденного солнца. Оно осветило его лицо резким светом, обнажив каждый жалкий шрам.

— Они все еще у тебя? — спросила она. — Мои письма?

— Нет.

Она подумала о тех кропотливых часах, которые потратила на их написание. О всей надежде и привязанности, которые она вложила в каждую строчку.

— Да, хорошо…

Внезапно она почувствовала, что вот-вот расплачется.

— Осмелюсь сказать, в них не было ничего, что стоило бы сохранить.

Себастьян ничего не ответил.

Сильвии начало казаться, что она разговаривает сама с собой. Зачем он сел рядом с ней, если не собирался разговаривать? Неужели он просто будет смотреть на нее, пока она не разрыдается?

Но, может быть, он и так уже сказал слишком много? Может быть, ему было больно говорить? Шрам от сабельного пореза, повредивший половину его лица, спускался до верха черного галстука. До сих пор она никогда не видела всего этого ужаса, никогда по-настоящему не понимала, насколько это было серьезно на самом деле. Неужели это повредило и его горло? Может быть, поэтому его голос всегда звучал так хрипло?

— Почему вы не могли быть осторожнее? — спросила она.

Себастьян покраснел почти незаметно.

— Это была одна из последних вещей, которые я вам сказала, помните? Обещайте мне, что ты будете осторожны”, - повторила она свои давние слова.

— Конечно, вы не помните, для вас все это не более чем древняя история. Неважная и давно забытая. Но я бы хотела… О, как бы мне хотелось, чтобы вы не пострадали.

— Как и все, кто должен смотреть на меня сейчас, — сказал он. — Мое лицо — не самое приятное зрелище.

— Это не то, что я имела в виду. Я хотела сказать… Я бы хотела, чтобы вам не пришлось переживать эту боль. Неважно, что произошло между нами. Мне невыносимо думать о том, что вам больно.

Себастьян снова замолчал, но она могла видеть, как двигается мускул на его челюсти. Тема его травм расстраивала его. Возможно, ей не следовало упоминать об этом. Возможно, ей следовало просто притвориться, что он выглядит так же, как всегда. Что ничего не изменилось.

— А что касается ваших неприятных травм, — сказала она, прежде чем смогла остановить себя. — Когда я впервые увидела вас таким… Когда я стояла в коридоре перед вашими комнатами… По правде говоря, меня больше всего встревожило ваше раздетое состояние.

Она отвернулась, чтобы посмотреть в окно, чувствуя при этом тяжесть его пристального взгляда на своем лице.

— Вы действительно сохранили ту прядь волос, которую я вам подарила?

Он не ответил.

Она наблюдала за слугой, идущим по лужайке далеко внизу. Садовник, рассеянно подумала она. Першинг-Холл был большим поместьем. Без сомнения, в нем было сотни слуг.

— Ваша сестра все неправильно поняла. Она думала, что вы сохранили ее, потому что заботились обо мне. Я пыталась объяснить ей, что многие солдаты хранят подобные вещи, но она не поверила в это. 'Если ваши волосы принесли ему утешение, — сказала она, — только подумайте, насколько ему поможет ваше присутствие.

Она бросила еще один мимолетный взгляд на Себастьяна.

— Она очень заботится о вас.

— Она — сплошное беспокойство.

Рот Сильвии приподнялся во внезапной полуулыбке.

— Она собиралась нанять частного детектива, чтобы найти меня.

— Боже милостивый.

— К счастью, есть много людей, которые все еще помнят мою несчастную судьбу после скандала. Леди Харкер наконец-то смогла меня найти. В Чипсайде. Какой ужас!

— Где вы работаете гувернанткой двух маленьких девочек.

— Клара и Кора. Самые милые дети в мире.

Ее улыбка стала шире, обнажив редкие для нее две ямочки на щеках. Взгляд Себастьяна на мгновение опустился к ее рту, на его лице застывшее выражение.

— Я научила их выступать перед гостями, — сказала она.

— Клара, старшая, играет баллады на пианино, а Кора, ее младшая сестра, поет. Я признаю, что это скорее мило, чем профессионально. Но они многому научились, и я очень горжусь ими.

— Вы всегда любили детей, — хрипло заметил он.

Ее улыбка медленно поблекла. Когда-то она думала завести собственных детей. С ним.

— Черта характера, которая помогла мне в моей новой жизни, — сказала она.

— Ваш отец совсем не оставил вам денег?

— Нет. Ничего. Позже я узнала, что он был по уши в долгах. Он брал взаймы у друзей и даже у ростовщиков. Он поставил все в той последней игре. Осмелюсь предположить, что он и меня поставил бы на кон, если бы вовремя подумал об этом.

— А ваши родственники?

— Я написала им… позже. Ответил только один из них. Папина сестра, женщина, которую я никогда не встречала. У нее двенадцать детей, вы только представьте. Семеро из них все еще малыши. Она пригласила меня приехать и погостить в ее доме в Нортумберленде. Я полагаю, она надеялась сделать из меня неоплачиваемую служанку. Ломовую лошадь. Тогда и там я решила, что если я и должна работать, то с таким же успехом могу получать за это жалованье.

— Итак, теперь вы учите детей торговца играть и петь. В Чипсайде.

Кулак Себастьяна сжался там, где он лежал на его бедре.

— Вы что, сами больше не поете?

— Я иногда пою колыбельные Кларе и Коре, когда они не могут заснуть.

— Это не то, что я имел в виду.

— Я знаю, что вы имели в виду. — Сильвия снова перевела взгляд на окно. — Мой ответ — нет, милорд. Я больше не пою. Не так, как я делала до смерти папы. В доме мистера и миссис Динвидди не бывает музыкальных вечеров, и Пенелопа Мэйнуаринг не аккомпанирует мне на пианино. За исключением колыбельных, я вообще не пою. Даже для себя.

— Здесь есть музыкальная комната.

— О?

— Если Джулия будет аккомпанировать, возможно, вы сможете спеть, как когда-то.

Она снова посмотрела на него, с болью осознавая, что его собственный взгляд никогда не дрогнул. Именно тогда она увидела, что надменное, насмешливое выражение, с которым он смотрел на нее большую часть их разговора, странно отсутствовало. Она задавалась вопросом, когда это ушло — и когда вернется снова.

— Сегодня вечером?

— В