Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе Страница 16

Почему Мари вышла за Шарля Флерио?

Потому что он хотел на ней жениться. Она подчинилась этому желанию без увлечения, но и без борьбы. Притом ее забавляло замужество, особенно с военным, получившим крест в то время, когда армия была на военном положении.

До тех пор она жила чем Бог пошлет, переходя беззаботно от одной связи к другой, потому что для этого бесстрастного сердца мужчина всегда был мужчиной.

Рассказ о дяде был такой же выдумкой, как и все прочие ее рассказы. Поводом послужила ее мать, жившая в качестве любовницы и служанки у одного старого полковника, который позволил ее дочери учиться музыке, чтобы потом девушка сама могла давать уроки.

Но уроков она никогда не давала. Шестнадцати лет сбежала из дома и стала любовницей флейтиста из театра Валентино; от флейтиста она возвысилась до молдаванского князя, который, как говорят в мастерских, отполировал ее.

Куколка превратилась в бабочку.

Во всем Париже все, кроме капитана Шарля Флерио, знали истину о девице Мари Леблан.

Об этом браке говорили мало, потому что капитан был неизвестен в бульварном мире; мало-помалу, когда молодая женщина стала опять появляться в лесу, однако в обществе своего мужа, никто не хотел верить, что они обвенчаны, так что капитан, справедливо гордившийся шпагой, не видел, в какую пропасть упал.

Возвратясь назад, он вышел из экипажа и подошел к жене.

– Мари, – обратился он к ней. – Ради чести моего имени вы должны приехать со мной в Трувиль.

– Вы вернулись тем более кстати, – прозвучало с обычной кротостью, – что я не в силах больше идти пешком.

Очарованный прелестью этого милого и проклятого голоса, капитан подал руку жене.

– Хорошо, – улыбнулась она. – Вы стали опять таким, каким были до отъезда в Париж.

– Что произошло со времени моего отъезда? Скажите мне всю правду.

– Только то, что вы видели.

Мари Леблан взглянула на мужа своими небесно-голубыми глазами.

Шарль Флерио, стремившийся снова предаться своим иллюзиям, начал сомневался в измене жены. Подумал, что самая ее невинность губит ее в его глазах. Если она виновна, почему не хитрит, подобно женщинам, которые скрывают свое поведение? Осмелится ли изменница посадить своего любовника средь белого дня в открытый экипаж?

«Все равно, – думал капитан, – у нее слишком много кузенов».

Прибыв в Трувиль, сели обедать, не прерывая молчания.

– Поедем куда-нибудь сегодня вечером? – спросила молодая женщина, вставая из-за стола.

– Да, если вам угодно встретить третьего кузена.

– Вы опять принимаетесь за старое? Я думала, все забыто.

– Я не забываю.

Мари Леблан взяла свечу и отправилась в свою комнату.

– Куда вы едете?

– На бал в казино; вы знаете, сегодня праздник.

– Да, сегодня праздник.

Капитан остался курить в столовой и спрашивал себя, возможно ли, чтобы его жена забыла так скоро.

«Стало быть, у нее нет ни ума, ни сердца? И, однако же, в наших разговорах она ежеминутно обнаруживает недюжинный ум; у нее быстрый и верный взгляд; она угадывает прежде, чем я выскажу свою мысль. Эта женщина настоящая загадка для меня».

Капитан поднялся наверх – взглянуть, действительно ли Мари собирается на бал. Она сидела полураздетая перед круглым зеркалом и убирала себе голову натуральными цветами. Таким образом, он видел ее сзади и спереди, и никогда еще жена не казалась ему столь прелестной. Улыбалась себе как истая кокетка, изучающая свои малейшие движения.

Магнетизм был сильнее гордости: капитан потихоньку подошел к жене, думая, что она его не видит, нагнулся поцеловать ее в плечо. Но Мари заметила его и, быстро повернув голову, подставила губы для поцелуя.

– Нет, – сказал капитан, опомнившись. – Я не хочу быть дураком и не позволю теперь водить себя за нос.

Молодая женщина снова принялась убирать себе голову, будто ничего не случилось.

– Поклянись мне, – сказал ей муж, – что ты не изменила.

Мари Леблан повернула голову.

– Разве я осталась бы здесь, если бы оказалась недостойной вас?

– В самом деле, – прошептал капитан. – Если только ты не последняя из тварей.

Мировая была скреплена поцелуем.

– Но ты не поедешь на бал.

– Поеду, если ты любишь меня; кроме того, я должна быть там: что станут говорить о тебе, если я не приеду?

Капитан вполне одобрил это мнение.

– Ты, наверное, права, – сказал он громко, потом прошептал: – Положительно, я был глуп, глядя на вещи с трагической точки зрения. Лучшим доказательством ее невинности служит желание ехать на бал.

Мари убедила супруга в том, что он, как умный человек, должен все забыть, даже дуэль. В самом деле, эта дуэль накинет на нее тень подозрения, а она, жена его, не хотела бы этого. По ее мнению, следовало драться с Жоржем Гариссоном тогда только, когда он сделается дерзок.

Разумеется, Шарль Флерио сопровождал свою жену. В этот вечер она была прелестнее, чем когда-либо, и лучезарной радостью затмила первых красавиц.

Жорж Гариссон также приехал на бал, но, увидев капитана вместе с женой, пошел в игорную комнату, прошептав: «Несчастный в любви счастлив в картах».

Капитан был в этот вечер счастливейшим человеком на свете.

Ибо счастье настает после бури. Это радуга после грозы.

Глава 8. Пропасть

Но недолго был счастлив Шарль Флерио. До отъезда в Трувиль он еще раз заметил, что Мари слишком предается рассеянной жизни; она ненавидела дом, или, правильнее сказать, ее домом стало казино; там только она дышала свободно.

Для ее мужа наступило новое мучение по возвращении в Париж, где Мари снова принялась за рассеянную жизнь: лес, театр, концерты на Елисейских полях – все летние удовольствия. У нее проявились стремления к крайней роскоши: она стала поговаривать о бриллиантах, посещать, в свою очередь, Ворта, выслушивать советы по моде; начала намекать на лошадей госпожи Мюзар и госпожи Паива.

У капитана кружилась голова; никто не понимал, как человек с таким гордым характером, строгое лицо которого дышало энергией, как солдат, двадцать раз смотревший в глаза смерти и привыкший повелевать, мог беспрекословно повиноваться нелепым прихотям этой куклы. Один из друзей сделал капитану несколько тонких намеков, выступив адвокатом общественного мнения; но Шарль Флерио так дурно принял этого друга, что потом уже никто не решался открыть ему глаза. Разумеется, долги росли с каждым днем; капитан терял голову. Писать матери значило уморить ее с горя; не заплатить значило поднять против себя бурю. Он нашел ростовщика, который дал ему двадцать пять тысяч франков, взяв доверенность на получение пятидесяти тысяч из