Магазин работает до наступления тьмы (СИ) - Бобылёва Дарья Страница 13

Тиканье накатило волной, и в его звонком механическом стрекотании Матильде почудилось торжество.

***

Славику очень хотелось курить — внезапный звонок в темноте стал последней каплей, и сотрясаемый мелкой дрожью организм требовал хоть какого-нибудь успокоительного. Решив, что вполне успеет сделать пару затяжек до возвращения Матильды, Славик толкнул тяжелую дверь и выскользнул на крыльцо.

За спиной послышалась какая-то возня, заскрипел отодвинутый стул, но Славик не обратил на это внимания.

Посреди круглой клумбы перед магазином росло дерево, большое и тоже добротно округлое, — дуб, наверное. А может, клен. Славик, как истинный горожанин, уверенно отличал только елку от березы. Он прошелся вокруг клумбы, вдыхая горький после долгого перерыва дым и лениво удивляясь тому, что прежде этого дерева не замечал. Он, конечно, не особо присматривался, но в памяти слабо зеленели какие-то цветы, кусты, а вот дуба не было…

На двор спускались сумерки, а фонари еще не зажгли. Поэтому Славику показалось, что бабуля в голубом платочке соткалась из самовольно уплотнившегося полумрака прямо у крыльца магазина. Она подняла голову, с благодушной улыбкой разглядывая прибитую над дверью подкову. В то же мгновение дверь приоткрылась и Славик увидел Женечку. Полузабытым жестом старшеклассника он спрятал сигарету за спину, а хрупкое создание, не обращая внимания на бабулю, принялось энергично жестикулировать. Озадаченный Славик подошел поближе. Правая Женечкина рука указала в глубь магазина, левая чиркнула большим пальцем по горлу, лемурьи глаза смотрели встревоженно, почти умоляюще. Как строго тут с внеплановыми перекурами, огорчился Славик и поспешно выкинул сигарету в урну. Он уже взялся за ручку двери, и тут перед ним, кротко улыбаясь и еле заметно дрожа замшевым подбородком, снова возникла бабуля. Несколько секунд они неловко топтались на крыльце, и за эти мгновения Славик, хороший мальчик и бабушкин внучек, успел сгореть со стыда — как неудобно вышло, надо уступить, пропустить, помочь. Наконец он распахнул дверь пошире:

— Проходите, пожалуйста!

И бабуля ловко просочилась внутрь мимо Женечки. Хрупкое создание, удивленно взглянув на Славика, подвинулось и убралось из проема. Дверь закрылась за бабулей, Славик снова взялся за ручку.

«ПАМЯТИ» было написано через ять. Точнее, изначально там вообще красовалось возмутительное «ПАМЕТИ», но Матильда с помощью пары размашистых штрихов превратила «Е» в «Ѣ». В том, что эти надписи — дело рук Матильды, Славик уже не сомневался. И когда она только успела сделать новую, мельком удивился он.

***

Бабуля покружилась у прилавка, тронула сухими пальцами этажерку и принялась с восхищением разглядывать деревянный гриб для штопки, стоявший на полочке. Тут из кабинета вернулась Матильда.

— Бабушка, у нас закрыто.

Бабуля не шелохнулась.

— Бабушка!

В Женечкиных руках снова возник увесистый том «Жить в мире и дружбе!», который быстро сменился книжкой под названием «Покажи свою работу», а потом — потрепанными «Гроздьями гнева» Стейнбека. Матильда закатила глаза, но от бабули отстала. Та, благоговейно огладив крутые бока хрустальной вазы, посеменила в зал.

— Тикает? — устало спросила Матильда.

Славик помедлил — ему почему-то стало жаль ее огорчать, — но все-таки кивнул. Стрекотание сломанных часов стало глуше, отступило на периферию восприятия и почти превратилось в фоновый шум, но стоило сосредоточить на нем внимание — и тиканье возвращалось с новой силой. Более того — оно мерещилось Славику даже на улице. Как будто часы инженера Войцеховского выскочили покурить вместе с ним. Славик был приверженцем модного в интернете лихого скепсиса и всегда чувствовал себя глупо, если не мог найти чему-нибудь простого объяснения. В конце концов он пришел к небесспорному выводу, что всему виной индуцированный психоз. Они, все трое, буквально заразились от Ножкина безумием и теперь слышат зловещее тиканье у себя в голове — но сумасшедший посетитель уже ушел, а значит, через какое-то время все последствия общения с ним исчезнут сами собой…

— Четыре чемодана! — посетовала Матильда. — И хоть бы что.

Славик не знал, как чемоданы могут защитить от индуцированного психоза. Поэтому он развел руками, учуял шлейф табачной копоти, тянущийся за правой, и поспешно спросил:

— А где у вас туалет?

***

Обойдя торговый зал, бабуля сдернула с полки роскошно изданные «Приключения Буратино» и принялась листать их, долго и жадно разглядывая каждую иллюстрацию. Страницы она подцепляла не пальцами, а ребром ладони, и они поддавались не сразу, но бабуля упорствовала, раз за разом повторяя одно и то же движение. Ее подбородок мелко дрожал, а на губах застыла улыбка. Иногда бабуля хихикала, и казалось, что это пузыри какого-то газа накапливаются у нее внутри, поднимаются кверху и выходят со звуком сдавленного смешка.

Дойдя до картинки с волшебной дверью за нарисованным очагом, бабуля посмотрела в противоположный конец зала и медленно моргнула одним глазом. Левым.

***

В крохотной каморке, выложенной кафелем, было так чисто, будто ею не пользовались по назначению. Закрыв дверь туалета на разболтанную задвижку, Славик достал из кармана телефон и обнаружил на нем полтора часа записи. Он включил воду и, поставив звук на минимум, поднес телефон к уху.

— …дама из кладовки, убийственное воображение… — еле слышно забубнил из динамика Ножкин.

Славик перемотал запись немного вперед, потом еще немного, потом посмотрел на себя в тусклое зеркало — лицо стареющего мальчишки, так и не сумевшего стать настоящим взрослым, взгляд слегка диковатый, на щеке какая-то пыль. Ножкин, по крайней мере, был сумасшедшим, а меня-то как сюда занесло, подумал Славик. Вся эта авантюра была позорной глупостью, а теперь — Славик вспомнил тревогу в Женечкиных глазах, которая, кажется, была тревогой за него — теперь к глупости потихоньку начала примешиваться еще и подлость…

Внезапно в его ухо ввинтился визгливый нарастающий звук, похожий на скрежет металла. От неожиданности Славик выронил телефон — он упал в раковину, чуть не угодив прямо под струю воды. А когда Славик, матерясь, выхватил его оттуда и протер — из динамика, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать свою сомнительную историю Виктор Павлович Ножкин.

***

Матильда, балансируя на верхней ступени маленькой стремянки, вешала обратно на стену большие золотистые часы с римскими цифрами. Судя по бурной Женечкиной жестикуляции, хрупкое создание пыталось давать ей какие-то советы, и это было очень забавно, учитывая то, что Матильда стояла к Женечке спиной. Выйдя из подсобки и увидев их, Славик рассмеялся, а Матильда возмущенно обернулась, явно собираясь высказать ему накипевшее.

И тут из глубины торгового зала послышался скрип дверных петель.

Часы остались висеть как придется, единицей кверху вместо положенных двенадцати. Матильда скатилась со стремянки и бросилась в зал.

Бабуля, уже стоявшая на пороге кабинета Хозяина, улыбнулась ей через плечо, меленько тряся подбородком, шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Матильда рванула за ней с яростным криком:

— Туда нельзя!

Славик мгновенно узнал эту интонацию — так кричат на того, кого собираются бить. Неотвязное тиканье в ушах на мгновение заглушил тупой и влажный звук, с которым впечаталось в асфальт сочащееся кровью лицо бездомного. На секунду Славик застыл в растерянности и омерзении от всплывшей в памяти картины, а потом бросился за Матильдой, чтобы спасти от нее несчастную бабулю. Бабулю в голубом платочке, беззащитную, ломкую от остеопороза, доверчивую и непонятливую от подступающей деменции… Славик был хорошим мальчиком, бабушкиным внучком, а Матильда была бешеной сукой.

***

Так они и оказались втроем в кабинете Хозяина: Славик, Матильда и бабуля, которая держала перед собой склянку из темного стекла с плотно притертой пробкой. И Матильда вдруг на мгновение стала совсем другой — очень больной и очень старой.