Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий Страница 30

Некоторое время эльдар молчали, переглядываясь, и только по быстро меняющейся мимике можно было догадаться — идёт безмолвная, но весьма напряжённая дискуссия. Сейчас оба члена экипажа «Хитроумного» выглядели подчёркнуто инопланетно — чёрные, плотно облегающие тело планетарные скафандры играли радужным муаром при каждом движении. Прозрачные пузыри шлемов, правда, вместо того чтобы покрывать головы героев лежали на кухонном подоконнике, рядом с порезанным ломтями батоном. Планетарные скафандры в данном случае являлись данью корабельному компьютеру, неусыпно охранявшему экипаж от любых мыслимых невзгод. Выпустить наружу во внеурочное время без положенных по регламенту защитных средств бдительный страж соглашался лишь по прямому указанию капитана… вот только капитана ещё и не хватало разбудить ради этой беседы.

— А что, собственно, мы теряем? — нарушила затянувшееся молчание Туилиндэ. — Я знаю, кто теоретически способен вам помочь. Его зовут Григорий Перельман. Он живёт в городе Санкт-Петербурге.

— Перельман? — Ладнев моргнул. — Простите, это не тот ли самый?..

— Тот самый, тот, — усмехнулся Таурохтар. — Только я бы на вашем месте не прыгал от энтузиазма. Товарищ Перельман более не занимается никакими проблемами. Формула Конца Света выведена, доверительные интервалы определены — чего же боле? Сейчас он всецело занят любимым хобби — поиском съедобных грибов.

— Грибов? — теперь уже Изя захлопала ресницами.

— В точности так. Правда, грибов он находит много, и ту часть, которую ему и его престарелой матушке не удаётся съесть, они продают на базаре.

— Охренеть… — Ладнев даже крякнул. — Прошу прощения, вырвалось… Ему же, помнится, давали какую-то международную премию? Аж миллион долларов вроде…

Таур совсем по-человечески пожал плечами.

— Его интересуют грибы и только они. И вообще, на вашем месте я бы воздержался от столь безграничного изумления. Вы все трое получили шанс попасть в Бессмертные Земли. Каков же ответ? Ваши собственные поступки вас не изумляют?

Пауза.

— Ладно, оставим. Мы бы тут не сидели, если бы не надеялись, что просветление наконец снизойдёт на ваши головы. Пока же записывайте адрес. Могу дать вам также телефон, только трубку он всё равно не возьмёт.

…

— … Ну вы поймите же, молодой человек! Кто же с вами тут за полночь будет сидеть!

— Марья Михална, Марья Михална! Вы тоже поймите — это совершенно необходимо! И сидеть со мной вовсе не надо. Вы мне ключики оставьте…

— Нет, это совершенно невозможно!

— Нет в вас никакого доверия к правоохранительным органам, Марья Михална, — вздохнул Холмесов. — Ну хорошо, тогда так — вы меня тут запираете, включаете сигнализацию периметра и баиньки. Я тут буду шерстить ваши карточки, пока в глазах не зарябит, а как зарябит — вон, четыре стула в ряд у стены поставлю… Утром выпустите меня из заточения. Устроит вас такой вариант?

— Ну… не знаю…

— Марья Михална, ну что вам, расписку написать? Говорите, какой формы вас устроит — я напишу.

— Ну хорошо… — вздохнула начальница паспортного отдела, сдаваясь. — Откровенно говоря… эээ… Алексей…

— Да можно просто Алексей, без отчества, — улыбнулся старлей.

— Да, Алексей, вы меня поражаете своим трудовым рвением. Вне сомнения, годам к сорока вы станете генералом, если не сбавите темп, — женщина засмеялась.

— Марья Михална, вы меня раскололи, — понизив голос, Алексей воровато оглянулся. — Но вообще-то, только вам по секрету — я рассчитываю стать генералом годам так к тридцати пяти.

И они разом рассмеялись.

Оставшись наконец в одиночестве, Холмесов вернулся к столу, плотно уставленному ящиками с карточками паспортного учёта. Да, насчёт энтузиазма, это он погорячился… Дело, конечно, чисто техническое, однако даже по приобретении некоторой сноровки более пятисот карточек за час перелистывать не удавалось. Человек — не почтовый автомат, сортирующий письма по индексу. Всего за вечер и часть ночи выходило до шести тысяч. Девушек каждого энного года рождения в Питере, грубо, тысяч по сорок. Итого неделя адского труда на один год, на весь диапазон — двенадцать недель… «Ещё сто тысяч вёдер, синьор, и золотой ключик у вас в кармане!»

Он вдруг замер, будто поражённый ударом молнии. А если Аэлита… того… иногородняя?

Ой-ой-ой!

…

— … Похоже, это здесь, — в голосе Изи протаяла неуверенность. — Я жму?

— Жми уже, — подбодрил Денис.

Изольда нажала на кнопку возле косяка, в квартире нудно задребезжал сигнал. Очевидно, хозяев квартиры вполне устраивал советский звонок, установленный советскими строителями в советской квартире — сейчас уже мало где в приличных жилищах можно встретить такие кондовые звонки, с молоточком, колотящим по железной чашке в строгом соответствии с частотой сети пятьдесят герц.

— Кто там? — раздался из-за двери старческий женский голос.

— Простите пожалуйста, — Изя, стоявшая как раз напротив дверного глазка, первой взяла слово. — Здесь проживает Перельман, Григорий Яковлевич?

Пауза. В глазке потемнело — очевидно, хозяйка квартиры старалась разглядеть визитёршу через нехитрую оптику.

— Гриши сейчас нет дома. Что ты хотела, девочка?

— Простите, вы его мама? Нам очень нужно с ним поговорить.

Пауза.

— Кому это «нам»? — голос за дверью обрёл оттенок подозрительности.

— Мне и моим друзьям.

Пауза.

— И сколько вас?

— Любовь Лейбовна, здравствуйте, — в поле зрения глазка вступил Иевлев. — Тут нас трое. Вы не опасайтесь, мы не бандиты какие-нибудь. Мы из Москвы приехали, сегодня. Если хотите, мы даже можем показать вам наши паспорта. И билеты.

Пауза.

— Бандитов мы не опасаемся, потому что брать у нас нечего. Но вы уж извините, молодые люди, дверь я вам не открою. Гриши сейчас нет, и вообще он очень сердится, если я впускаю к нам посторонних. Особенно всяких газетчиков.

— Хорошо, хорошо, но вы можете сказать, когда он появится? Мы не газетчики, и нам в самом деле очень важно с ним переговорить. Это касается его последних работ. Так когда?

— А я знаю? Сейчас в лесу заканчивается сезон опят. Гриша очень любит опята. Так что, думаю, раньше темноты его не ждите.

— Большое спасибо, Любовь Лейбовна!

На улице накрапывал нудный осенний дождик, исподволь готовящийся перейти в мокрый липкий снег — обычная погода для питерского октября.

— Что будем делать? — Ладнев без энтузиазма озирал хмурый пейзаж. — В гостиницу? Чтобы завтра с утра. Тут даже лавочек-то приличных нету, как я погляжу…

— Нет, — решительно тряхнул головой Денис. — До завтра откладывать не будем. В подъезде подождём на крайний случай.

— Правильно! — поддержала Изя. — Сейчас темнеет рано. Ну что такое три часа ради великого дела? Вон в войну дети у станков на ногах по пятнадцать часов стояли! За победу!

— Правильно, Изя, — засмеялся Иевлев. — Всё для победы!

— За нашу победу! — художник тоже перешёл на шутливый тон. — Что ж, тогда присядем. Ступеньки для чего придуманы?

Сидеть на ступеньках лестничного марша, однако, оказалось не только неудобно,